– Честно, Кира? – задал я любимый вопрос всех коварных лжецов.
– Честно, – попалась она.
– Я не могу позволить так быстро закончиться этому необыкновенному вечеру, я не могу просто так дать тебе уехать, я не могу расстаться с тобой, не проявив себя с хорошей стороны. И я готов играть тебе хоть всю ночь, лишь бы ты была счастлива, а я был причастен к твоему счастью.
– Не слишком ли пафосно? – вдруг совершенно трезво спросила Кира. Уже который раз за вечер она меня обескуражила. Что же это за женщина такая?
– Веришь ли, Кира, – начал отвечать я, лихорадочно нащупывая тонкую грань между ложью и правдой. – Находясь в мире музыки, я очень давно не встречал людей, которые просто ее любят, а не рассматривают как бизнес. Я так скучаю по простому погружению в искусство, что встретив тебя, попросту не могу отказать самому себе в таком удовольствии.
Она посмотрела на меня таким взглядом, что у меня мурашки прошлись по коже.
– Пойдем, – наконец сказала Кира таким тоном, что мне показалось, будто бы соблазнили меня.
Этой ночью скрипку в руки я так и не взял…
Когда под утро Кира проснулась, у меня уже полностью созрел план дальнейших действий. Возможно, на меня все-таки повлияло спиртное, возможно, мне-человеку даже понравилась Кира в сексуальном плане, но я решил дать ей отсрочку на один день, чтобы провести с ней еще одну ночь. По сути, я не противоречил сам себе, так как, проведя с Кирой еще одну ночь, я привяжу ее к себе еще сильней, что позволит мне выполнить свою работу с большим коэффициентом полезного действия. Кроме того, возможно, она после выпитого спиртного плохо осознавала свои действия, а мне нужна ясность ее сознания, свободные и трезвые поступки.
Мне необходимо, чтобы она не злилась на себя за необдуманные действия, но ненавидела мир за его подлость и жестокость, мне нужно было, чтобы она стремилась отомстить миру за свои обиды. Ничто так не провоцирует ненависть к миру и любовь к себе, как месть. Она такая сладкая, такая пьянящая, она растекается по сердцам всех, кто встречается на пути. Это древняя истина – зло всегда порождает само себя. Чем большее зло ты посеешь в сердце человека, тем больше зла он принесет окружающим. Зло должно исходить из внешнего мира (то есть от меня) чтобы вернуться в мир человеческий, там, где меня не будет.
Чтобы усилить впечатления девушки, я решил продолжить для нее праздник, привязать надежней к себе. Если выражаться понятней, то я влюблял Киру в себя. Не зная другой любви, кроме любви к себе, я знал, как ее разогревать в людях. Может, я инициировал и не столь сильное чувство, как любовь Петрарки к Лауре, но влюбленность-то я мог пробудить.
Едва она проснулась, я сварил кофе и принес горячий завтрак в постель.
– Как ты себя чувствуешь, Кира? Мне кажется, что мы вчера немного перебрали спиртного, – заботливо поинтересовался я, акцентируя внимание на слове «мы».
– Спасибо, очень плохо.
– Поешь, это поможет справиться желудку с алкоголем.
– А ты?
– Я по утрам пью только кофе, – скромно ответил я. Не буду же я рассказывать ей, что для меня нет понятия «утро», так как я не сплю вообще – разве что даю телу человека немного отдохнуть, выходя из него ночью, когда работы на этом краю земли мало.
– Так это ты для меня завтрак приготовил? – спросила Кира голосом восторженного ребенка, который не может поверить в свое счастье.
– Да, радость моя, да. Хотел тебя порадовать. Мне так приятно, когда ты улыбаешься, радуешься. И вообще, приятно ухаживать за тобой.
Я взял Киру за руку, поцеловал ее, затем прижал к своей щеке и нежно продолжил:
– Мне не хотелось бы, чтобы твои руки страдали от приготовления еды, стирки и мытья посуды, мне даже дико думать о том, что эти руки могут заниматься черновой работой. Когда я их касаюсь, то все неудачи кажутся мне мелочами, недостойными серьезного внимания – я чувствую лишь тебя, твое тепло, чувствую блаженство быть мужчиной, человеком. Не представляешь, насколько приятно готовить для тебя. Как хорошо, что есть ты и, что я тебя встретил. Пусть твоя жизнь будет праздником, хотя бы когда мы вместе, – я замолчал, сделав эффектную паузу, продолжил чуть испуганно. – Смею ли надеяться, что еще увижу тебя?
– А ты точно хочешь этого? – спросила она, затаив дыхание и не смея дотронуться до завтрака.
Я закрыл глаза, склонил голову на ее ноги, укрытые одеялом, и печально ответил:
– Хочу ли я? Странный вопрос. Хочу ли я дышать, хочу ли я смеяться? Мне даже тяжело задумываться над этим, ведь, честно говоря, я не могу себе представить, что вижу тебя в последний раз. Что я буду делать, когда ты уйдешь, чем заполнить день, чтобы дождаться встречи с тобой? Вот об этом я все утро думаю, ты же спрашиваешь – хочу ли я тебя увидеть.
– Марк, я никак не могу привыкнуть к твоей манере выражаться. Такое ощущение, словно ты случайно попал сюда из позапрошлого века, – с нежной улыбкой заметила Кира. Ее интуитивные догадки как всегда были верны, однако уровень критичности ко мне заметно снизился.
– Тебе не нравится моя привычка говорить так, как я думаю?
Она посмотрела на меня так, словно я был школьником. Появилось такое ощущения, что она втолкнула в меня поток светлой энергии. И хуже того, мне кажется это понравилось.
– Ты хороший. Мне все нравится в тебе. Я просто не могу поверить, что это реально происходит. Словно… – она запнулась на несколько секунд, явно подбирая слова так, чтобы меня не обидеть. – Словно ты угадываешь мои мысли и желания еще до того, как я сама их начинаю осознавать.
– Как ни странно, но я могу сказать о тебе то же самое, – ответил я почти правду. Или правду? Пора было выбираться из этого разговора и ясно посмотреть на свои ощущения. Потоки света рвались из души Киры и все больше меня окутывали. Я не человек, а потому у меня это вызывало чувство страха. Сказал бы животного страха, если бы я не мнил себя полубогом.
– Мы сегодня вечером встретимся? – решил конкретизировать я.
– Да.
Я радостно закивал головой и заботливо напомнил:
– Ты кушай, кушай, я старался для тебя.
После того как она поела, я вызвал по телефону такси, провел Киру к машине и вручил ей букет свежих роз, которые «случайно» продавала у подъезда уличная торговка. Провожая девушку, я не уставал напоминать ей о своем желании видеться с ней каждый день. Кира вся светилась от радости, возбужденная и полная новых ощущений она уехала домой. Я же отправился назад к дому, предвкушая вечер, насыщенный развлечением для нас и, последующее утро ее горя, а значит моего наивысшего наслаждения своей работой.
Хотя что-то мне мешало, какое-то смутное ощущение, словно я играю на чужом поле в игру, правила которой мне не знакомы. И это стороннее присутствие…
На скамейке около моего подъезда сидел никто иной, как Сатана. В человеческом обличии он выглядел как интеллигентный мужчина тридцати лет, в сером костюме из хорошей ткани и в безупречно повязанном на идеально белой рубашке галстуке. На носу красовались очки в платиновой оправе, к дужкам которых была прикреплена золотая цепочка, обхватывающая его шею.
В представлении людей, Сатана носит разные имена (Дьявол, Ахура, Иблис и тому подобное), не подозревая, что в именах скрыты скорее функции, чем персона. В отличие от остальных демонов, он не скрывает своих имен, а наоборот, афиширует их. Это не допотопное тщеславие, а всего лишь проявление могущества Дьявола. Каждое имя порождает разный поток страха в разных культурах. Иногда люди это называют эгрегором, поглощающим человеческую энергию, навязывающим специфические желания и мысли.
Рядом с Сатаной сидел громадный пес зловещего вида, который был на самом деле духом, питающимся только ненавистью. Для человеческого глаза это была ужасная смесь собаки и тираннозавра размером с теленка. По мне, так странное сочетание, по городу проще ходить с бультерьером – он маневренный и прохожие шарахаются. Зачем создавать такую элегантность, чтобы следом обезобразить свой стиль уродливым спутником- но кто поймет этого Дьявола?