– Может быть, он решил прогуляться?
– Я вот тоже знаю один случай про лунатика… – попытался включиться в разговор тунеядец Афоня к этому времени вернувшийся в сопровождении двух санитарок с большой охапкой сомнительно чистого постельного белья. Соня, не любила когда ее перебивают, особенно посторонние, мало знаковые ей люди и потому сурово и бескомпромиссно отрезала:
– Если бы дядя Яков захотел прогуляться, то он вышел бы на улицу, как это делают все нормальные люди, – она сунула Афоне в руку здоровенное яблоко, дабы тот заткнулся и больше не прерывал ее, и продолжила, – Он вовсе не лунатик, как думают некоторые. Он совершенно нормальный человек. Он врач и все свои болезни знает лучше кого бы то ни было. У него своя клиника в Саратове. И вдруг такое… Он просто был вне себя. Он ничего не мог понять. Это было, как сон. Можно было подумать, что он сошел с ума.
– Видимо не все свои болезни он знает одинаково хорошо, – вставил Иван Моисеич, отщипнув очередную виноградинку и отправляя ее в рот.
– Эта была не болезнь. Если бы это была болезнь, то все было бы не так страшно, – Соня набрала в пакет свежевымытых яблок, и стала обходить палату, угощая поочередного каждого ее обитателя, включая тихо матерящихся санитарок, осуществляющих сложную процедуру смены белья и подмывания изрядно испачкавшегося Василия. Те не преминули воспользоваться угощением и отправили по яблоку в свои широченные карманы, натянуто улыбаясь широкими, красными лицами.
– Во всяком случае, он был бы один, понимаешь? – продолжала тем временем она свою историю, – Один на один со своей болезнью и все можно было бы этим объяснить. Но он был не один. Не один, представляешь?
– А с кем? С женщиной? – поинтересовался спутник ее жизни.
– Нет. Совсем не с женщиной. У некоторых людей на уме одни женщины. Как будто кроме женщин никого нет на Свете… – Соня сунула мужу фрукт в руку, и тот впился в него зубами, – Если бы он был с женщиной… это хоть как-то все объясняло. Нет. Он стоял с тремя неизвестными мужчинами. Совершенно незнакомыми ему мужчинами из соседних номеров. Иностранцами. Один точно был иностранец, потому что был негром. Причем все были в ночных пижамах и тоже ничего не понимали.
– Странно… Чем же они там занимались? – многозначительно подмигнул левым глазом заинтригованный супруг.
– Более чем странно, – согласилась жена, не придав призрачному намеку никакого значения, – Четыре мужчины, в ночных пижамах, на карнизе четверного этажа, такого фешенебельного отеля, стоят, как памятники и их оттуда снимает милиция! И среди них дядя Яков. Но, что самое ужасное, так это то, что то же самое было и с предыдущими постояльцами. Представляешь? Из этих же самых номеров. Буквально за ночь до этого. Все было точь-в-точь, как с дядей Яковым. Только гораздо хуже.
– Вот как? – удивился Иван Моисеич.
– Именно. Гораздо хуже. В гостинице теперь только об этом и говорят. Когда бедный дядя Яков пришел в чувство, ему рассказали, что за день до него точно так же ночью сняли с карниза трех иностранных туристов. С этого же самого карниза, практически в то же самое время. Только те не только стояли, но еще, спустив с себя брюки, демонстрировали всем соседним домам вдоль всей набережной свои возбужденные пенисы. Представляешь? Что было бы с дядей Яковым, если бы милиция вовремя не сняла его с карниза? Он же ничего не понимал. Он же мог поступить точно так же, как те несчастные люди. Это был бы такой скандал, что просто страшно себе представить.
– Действительно странный случай, – согласился заинтригованный муж и тут же спросил, – Когда, ты говоришь, все это произошло?
– Я же тебе сказала. Следующей ночью, после того, когда ты не пришел домой. Через сутки после того, как ты, как ты говоришь, гулял со своими приятелями или с кем там еще, не знаю, если так тебе будет более понятно. Тетя Лиза настояла на том, что бы дядя Яков непременно приехал и рассказал все подробно. Дядя Боря, как мог, успокаивал дядю Якова. Но тот был так расстроен, что едва выпил две чашки чая и сразу же уехал к себе домой. Я вчера ему позвонила, рассказала о тебе, он пообещал помочь. Как ты думаешь, что это могло быть?
– Куда входили окна его номера? – поинтересовался он.
– Дядя Яков сказал, что перед ним были дома, выстроенные вдоль набережной. На набережную Фонтанки окна и выходили. Там столько домов. Один Бог знает, кто там живет, и кто мог быть свидетелем этого безобразия. Хорошо если никто не успел сфотографировать дядю Якова. Дядя Боря говорил, что у дяди Якова столько врагов, что даже страшно себе представить. Если завтра появится его фотография в газетах, то это может сильно испортить его репутацию. Представляешь, милиционеры два часа допрашивали его, как преступника! Они даже сняли с него отпечатки пальцев. Врачи принимали у него анализы. На него смотрели, как на сумасшедшего.
– Может быть, он съел что-нибудь? – предположил Иван Моисеич.
– Дядя Яков сказал, что ничего не ел на ночь. А то, что он ел, никак не могли съесть те трое из соседних номеров. Во всяком случае, когда он обедал в поезде, то этого негра рядом с собой не видел.
– Мистика, – глубокомысленно заключил озадаченный спутник ее жизни.
– Тебе смешно, а у человека горе. Ему навредили самым бессовестным образом, а он не знает, кто и зачем. Тех троих иностранных туристов, что стояли на карнизе до дяди Якова, говорят, чуть не посадили за хулиганство.
– Остается одно – локальное кратковременное массовое помешательство, – заключил Иван Моисеич. Странный случай происшедший с дядей Яковым настолько сильно его заинтересовал, что он даже приподнялся на кровати.
– Такое бывает? – удивилась Соня.
– Еще как бывает… – подхватил Афоня, но ему не дали закончить.
– Ты говоришь, они полностью не понимали, что делают? – уточнил муж.
– Вот именно. Совершенного ничего не соображали, – ответила жена.
– Все трое находились в разных номерах, окна выходили на набережную Фонтанки, на одном этаже гостиницы «Адмиралтейская», в следующую ночь, когда меня не было дома?
– Все так и было, как говорил дядя Яков, – подтвердила она.
– Невероятно, – Иван Моисеич откинулся на спину и закрыл лицо руками. Страшное предположение, словно молния поразила его. Удивительное совпадение времени, места и образа действий не могут являться результатом случайного стечения обстоятельств. Во всем угадывалась чья-то воля, чье-то злонамеренное влияние, способное перевернуть сознание нормального человека, направить его в русло дурных поступков. Но кто или что могло столь мощно воздействовать на людей? Аномалия или нечто иное?..
Санитарки, тем временем, закончили возиться с Василием и вкололи ему очередную порцию обезболивающего. Тот, едва придя в сознание, сразу затих, погрузившись в полузабытье. После чего, они собрали грязное белье в пластиковый мешок и покинули палату.
– Я знаю, чьих рук это дело, – неожиданно заявил Афоня, подсаживаясь ближе к фруктам, когда толстые их зады погрузились в глубину коридора, – Я сам живу в доме напротив гостиницы «Адмиралтейская».
– Да ну? – удивился Иван Моисеич.
– Точно. Темное место. Ты думаешь, я от чего пострадал? От того… от ведьмы, – тунеядец округлил глаза для большей убедительности и выжидательно замер.
– От какой это ведьмы? – заинтересовалась Соня.
– От самой, что ни на есть настоящей, живой ведьмы, – ответил тот и обвел публику многозначительным взглядом.
Иван Моисеич с нескрываемым интересом ожидал дальнейших пояснений, но приземленный Федор махнул рукой и заключил:
– Брехня все.
На что Афоня пожал плечами, скривил ухмылку и сказал:
– Я знал, что мне никто не поверит.
И все на этом бы и закончилось, если бы Иван Моисеич вовремя не проявил инициативу.
– Чрезвычайно интересно, – воскликнул он, – В наше время встретить настоящую ведьму, это огромная удача.