Он заговорил.
– Есть много кораблей, бывших кораблей-роботов, которые «Венхолдз» может переоборудовать и превратить в пассажирские и грузовые суда. В космосе плавают целые брошенные флоты, но их мы ищем наперегонки с батлерианцами. Находя корабли-роботы, они – вандалы и террористы – уничтожают их во имя своей веры.
Голос его прозвучал гневно.
– Тогда останови их, – сказала Норма. – Они не должны уничтожать корабли, которые нужны нам.
– Даже император Сальвадор притворяется, будто не видит, как батлерианцы уничтожают корабли, – сказала Сиоба. – Я думаю, он просто боится батлерианцев.
– Император должен остановить их. – Норма замолчала, плавая в баке. Джозеф чувствовал, что она встревожена. Наконец отчужденным голосом она произнесла: – Я подумаю над этим.
И отступила в сгущающийся коричневый туман.
То, каким вы видите будущее человечества: светлым или мрачным, – зависит от того, какие данные к вам поступают.
Норма Ценва
У Сальвадора Коррино выдался плохой день; он вообще не мог вспомнить, какой день за последнее время назвал бы сносным. Во многом он был виноват сам, ведь его фобии намного превосходили то, чего опасается обычный человек, но ведь правитель гигантской империи – совсем другое дело, и у него все должно быть больше, чем в обычной жизни. Измученный заботами император завидовал спокойствию и уравновешенности своего брата Родерика.
Сегодня Сальвадора преследовала адская, нестерпимая головная боль. Необходимо найти надежного врача – такого, которого он мог бы не подозревать. Никто не мог сравниться с внимательным доктором Эло Бандо, прежним главой медицинской школы Сукк: тот понимал заботы и боли императора и предлагал много эффективных (пусть дорогих) методов лечения. Если бы только этот проклятый тип не покончил с собой!
Хотя прославленная школа переехала в новый центр на Парментьере, ее старое здание по-прежнему оставалось поблизости, в Зимии. Сальвадор приказал прислать ему лучшего врача, но они посылали разных врачей для каждой его болезни, стоило ему испытать приступ боли или вообразить у себя новую страшную болезнь. Врач за врачом, и ни один не находил у него ничего серьезного. Неучи! Сальвадор до сих пор не нашел врача, который ему понравился бы… и этот – он даже не мог вспомнить его имени – был не лучше остальных.
Он знал, что гости ждут его в банкетном зале к ужину, но Сальвадор Коррино еще не готов, и гостям придется потерпеть. Он не может идти на скучный банкет, когда боль в голове не дает ни о чем подумать.
В своей гардеробной Сальвадор бросился в мягкое кресло, а последний из присланных школой Сукк врачей склонился над ним и, напевая раздражающий мотив, налепил на лысеющую голову императора тестовую полоску. Длинные рыжеватые волосы врача были перехвачены серебряным обручем. Считав показания с ручного монитора, он изменил тон.
– Однако у вас сильная головная боль.
– Замечательный диагноз, доктор. Чтобы узнать это, вы мне не нужны! Это серьезно?
– Пока нет необходимости тревожиться, хотя вы, кажется, похудели, сир, и бледны.
– Вы здесь из-за моей головной боли, а не из-за цвета лица и веса.
Когда отцу Сальвадора исполнилось семьдесят лет, врач из Сукк диагностировал у него опухоль мозга, но император Жюль отказался подвергнуться сложной технологической процедуре. Хотя Родерик, вечный голос разума, советовал отцу опробовать новейшее лечение, император Жюль публично поддержал антитехнологическое батлерианское движение и не подпустил к себе ученых врачей. И умер.
Сальвадор не хотел повторить его ошибку.
– Посмотрим, как это подействует.
Все еще напевая, врач ввел поправки через монитор, и Сальвадор почувствовал, как его череп пронизывает вибрация, будто мозг погрузили в успокаивающую жидкость… словно мозг кимека, хранящийся в защитной камере. Сальвадор сразу почувствовал себя лучше.
Врач улыбнулся, заметив облегчение на лице важного пациента.
– Что, полегче?
– На данный момент этого достаточно. Мне нужно на банкет.
Такое у Сальвадора уже бывало. Головная боль уходила, но потом все равно возвращалась. Император встал и вышел, не поблагодарив: этот врач вскоре исчезнет, как и его предшественники.
Как он и подозревал, гости уже сидели за столом и смотрели на пустые тарелки в ожидании первого блюда. Сальвадор переглянулся с братом и заметил, что рыжеволосая жена Родерика Хадита разговаривает со стройной императрицей Табриной. Прекрасно; по крайней мере беспокойная Табрина будет занята.
Несмотря на строгие меры безопасности во дворце, некоторые гости надели личные щиты, которые слабо мерцали в воздухе. Как предписывал обычай, щиты были и у всех членов императорской семьи, кроме мачехи императора Оренны, затворницы, не терпевшей никаких проявлений технологии.
Оренна сидела с прямой спиной, грациозная и надменная, будто вся из острых углов, а не из мягких изгибов, хотя в свое время считалась ослепительной красавицей. Ее до сих пор называли императрицей-девственницей, поскольку император Жюль ясно дал понять, что так и не закрепил их брак близостью. Болтливая Анна, младшая сводная сестра Сальвадора и Родерика, сидела рядом с Оренной; у нее с мачехой были удивительно близкие отношения, они часто проводили время вместе и делились секретами.
У Анны Коррино были короткие каштановые волосы и узкое лицо, как у императора, глаза маленькие и голубые. Хотя ей исполнился двадцать один год, она казалась гораздо моложе, психологически и интеллектуально. Настроение ее резко колебалось, как маятник на лодке в бурю, и она так и не оправилась до конца от сильной эмоциональной травмы, полученной в детстве. Но она была Коррино, сестра императора, и ее недостатков как бы не замечали.
Как только Сальвадор вошел, Анна посмотрела на него – с обидой и упреком. Точно зная, чем она обижена, император вздохнул и почувствовал, что головная боль возвращается. На правах старшего брата и императора Сальвадор положил конец недостойному романтическому увлечению девушки дворцовым поваром Хирондо Нефом. Анна никому, кроме Нефа, не позволяла готовить и приносить ей еду, но шпионы императора обнаружили, что шеф-повар доставляет его сестре не только ужин. О чем только думала эта девица?
Невозмутимый, с вежливым выражением лица, Родерик оживленно разговаривал с сестрой Доротеей, долговязой худой женщиной с чувственным кошачьим лицом. Несколько дней назад, когда Манфорд Торондо выдвигал свои требования в Зале ландсраада, Родерик с удивлением узнал, что Доротея сочувствует батлерианцам в отличие от большинства сестер с Россака. К счастью – как обычно, благодаря своему умению быстро соображать, – Родерик имитировал угрозу взрыва и помешал глупому, но опасному голосованию.
Сальвадор не любил фанатиков антитехнологии: такие ярые и ограниченные сектанты способны причинить большие неприятности. Но игнорировать их непрерывно растущее число, их рвение, их губительный потенциал он не мог. Приходилось по меньшей мере их терпеть. Возможно, Доротея способна была сыграть роль посредника, буфера между ним и харизматическим вождем.
Он не мог отрицать, что Доротея и еще десять сестер принесли двору немало пользы. Выпускницам Россака были присущи большая наблюдательность и умение анализировать, и Доротея со времени появления во дворце не раз поражала его своей проницательностью. Может, она сумеет образумить младшую сестру, прежде чем Анна попадет в еще более неловкое положение.
Старясь показать, что превосходно себя чувствует, император прошел во главу стола. Гости встали (даже Анна, неохотно), но мачеха осталась сидеть: она утверждала, что страдает от острых болей в суставах. Сальвадор научился не замечать причуд леди Оренны и ее пассивного неуважения к нему; вдова его отца заслуживала снисхождения, хотя в делах империи не играла никакой роли. Поскольку все трое детей императора Жюля были незаконнорожденные, все от разных матерей, а не от законной жены, Сальвадор полагал, что раздражение старой женщины можно понять.