Туманный, обычный для Среднего Запада теплый вечер… моя девочка весело прыгает по двору, пытаясь поймать светлячков. Вот она подбегает ко мне со сложенными вместе ладошками. «Смотри, мама, – ее звонкий голосок отчетливо раздавался в моей голове, как будто это происходило в действительности. – Я одного поймала! Как мы его назовем?»
Я улыбаюсь и отвожу ее в дом. Там на кухне в буфете мы находим старую стеклянную банку с крышкой, и я показываю дочери, как правильно оборудовать домик для светлячков, положив на дно несколько веточек и листьев и проделав отверстие в металлической крышке с помощью острого столового ножа, чтобы крошечное создание могло дышать. «Ну вот, – говорю я, – теперь у тебя есть собственный светлячок». Она прижимает носик к стеклу. «Можно мы возьмем его домой в Нью-Йорк?». Я качаю головой. «Нет, милая, – мягко говорю я. – Пусть он живет здесь».
Мне не пришлось тогда пускаться в долгие объяснения – она все понимала. Элла понимала жизнь гораздо лучше других маленьких девочек ее возраста. Я вздыхаю, вспоминая о том волшебном лете, о Джеймсе, моих родителях, которые установили на заднем дворе новые качели специально для Эллы – своей единственной внучки. Нет, я просто не могла видеть родителей. Поэтому когда они позвонили, я не сняла трубку, и повторяла это много раз. В конце концов я написала им письмо, где пообещала, что позвоню, когда буду готова. Но я представить себе не могла, когда это случится.
Джим посмотрел вниз на селезня Хейнса и расплылся в улыбке.
– Знаете, как бы то ни было, хорошо, что они рядом со мной.
– Конечно, – безучастно ответила я.
– А как насчет вас? – неожиданно спросил он. – Что вы считаете своим домом?
Мой взгляд устремился вдаль, как будто я и в самом деле могла рассмотреть свою квартиру на Манхэттене за очертаниями высоких зданий Сиэтла, а затем повернулась и взглянула своему собеседнику в лицо.
– Мне приходилось жить во многих местах, – ответила я.
– Понятно, – произнес он. Его глаза как-то таинственно светились, как будто бы он понимал, о чем идет речь, как будто бы у него была собственная тайна. – В таком случае вам должно здесь понравиться.
– Надеюсь на это, – ответила я. – Кстати, не подскажете, где тут ближайший магазин, где можно было бы купить самое необходимое?
Джим понимающе кивнул и указал на улицу прямо за причалом.
– Магазин Пита, – ответил он. – Через несколько кварталов отсюда. Он его держит уже тысячу лет. Между прочим, там прекрасное вино. И, учтите, если вам что-то срочно понадобится, вы всегда можете заскочить ко мне. Мы здесь привыкли помогать друг другу и всегда готовы поделиться хлебом, яйцами или молоком.
Я не могла не улыбнуться.
– Благодарю вас.
Я снова повернулась к озеру, а затем обратила взгляд на улицу, идущую вдоль причала.
– Вчера вечером, когда я приехала, было темно, поэтому я еще плохо ориентируюсь. Не могли бы вы пройтись со мной и показать, что где находится?
Он согласно кивнул.
– Охотно. Лучшая кофейня в Сиэтле находится как раз на холме в Истлейк, и советую вам обязательно наведаться в итальянский ресторан «Серафина».
– Звучит весьма заманчиво, – сказала я. Если бы Джеймс был сейчас здесь, он бы уже разыскал этот ресторанчик и заказал бы столик на двоих на этот вечер.
– На всем Восточном побережье вы не найдете более дружелюбных соседей, чем у нас.
Он повернулся к Хейнсу, который, казалось, внимательно слушал нашу беседу.
– Ну что ж, я, пожалуй, продолжу поисковую экспедицию, – произнес Джим и, порывшись в кармане, извлек оттуда корочку хлеба. – Его любимое лакомство – черствая итальянская лепешка.
– Надеюсь, вы найдете его подругу, – произнесла я. Хейнс наклонил голову, как будто понял, о чем я говорю.
Джим улыбнулся в ответ.
– После обеда я отгоню яхту на свой причал.
– О, пожалуйста, не беспокойтесь, – ответила я. – Мне она ничуть не мешает. И даже придает определенный колорит.
Он потер лоб.
– Ну, если вы не возражаете…
– Я даже настаиваю, чтобы вы ее здесь оставили, – уверила его я.
– Наша «Каталина» стала достопримечательностью этих мест. У нее своя история.
Я недоуменно посмотрела на собеседника. Видимо, название яхточки было написано на другой стороне. Но я тотчас же вспомнила картину на стене. «Каталина»?
Он широко улыбнулся.
– В моем домике, – медленно произнесла я, указывая на застекленные двери, – висит картина…
– Я знаю, – поспешно сказал он, и я увидела, как сверкнули его глаза. – Ну что ж, буду рад снова вас видеть, соседка.
Глава 3
Пенни Уэнтуорт
Сиэтл, 8 июня 1959 года
Декстер снова ушел. Я поднялась, вышла на палубу перед плавучим домиком и опустила ноги в холодную воду. Палуба, как всегда в утренние часы, покачивалась. В это время лодки покидают южную часть озера и направляются к шлюзам. Почему-то когда это происходит, я чувствую себя одинокой и покинутой.
Я посмотрела направо, где мой новый сосед из ближайшего домика возился с новой лодкой, он сам ее строил. Сейчас он полировал рейки песком, и движения его были размашистыми, но плавными. Я наблюдала за ним, словно загипнотизированная, пока он внезапно не поднял на меня взгляд и не расплылся в улыбке. От смущения я покраснела и поспешила отвести взгляд. Еще слишком рано, и по негласным правилам в эти утренние часы люди обычно занимаются личными делами на причале. Я довольно долго смотрела на волны озера, а потом снова взглянула на причал, где трудился Колин. На нем была белая майка с треугольным вырезом, на которой проступали пятна пота. Я могла различить очертания его груди, мускулы, выступающие под тонкой хлопковой тканью. Он вытер лоб тыльной стороной ладони. Я быстро отвела взгляд, чтобы наши глаза не встретились. И принялась болтать ногами в прохладной воде озера – темного, как чаша, наполненная кобальтово-синей, местами даже черной краской. Я наклонилась вперед и попыталась, как не раз это делала, проникнуть взглядом под поверхность воды, в ее темную глубину. Напрасные усилия – я снова увидела лишь свое отражение, расплывчатое и искаженное. Я едва узнала себя, и в этот момент снова задумалась о том, что, возможно, мне суждено закончить свои дни здесь, в этом плавучем домике в полном одиночестве.
* * *
А ведь с Декстером я познакомилась абсолютно случайно. Этого бы никогда не произошло, если бы он не забыл дома свой портфель. Или если бы я не вышла за кофе для учительницы ровно в девять тридцать утра. Или если бы строительная бригада на Пятой авеню не перегородила Мэдисон-стрит. Или если бы не пошел дождь. Если бы не все эти обстоятельства, наши пути никогда в жизни бы не пересеклись.
9 марта 1956 года Декстер Уэнтуорт въехал в мою жизнь прямо на такси. Он опустил окно.
– Садитесь – незачем мокнуть под дождем. Я отвезу вас, куда вам надо.
Он был лет на двадцать старше меня и просто пугающе красив – с мужественным подбородком, точеными чертами лица и густыми темными волосами. Голос его был ровным и низким. Спокойный и уверенный в себе мужчина с внешностью киногероя.
– Но мне надо лишь добежать до кафе за углом, – пыталась сопротивляться я, приглаживая взлохмаченные волосы. Что на этот счет подумала бы мисс Хиггинс? Несомненно, в частной школе для девушек из приличных семей было запрещено даже разговаривать с незнакомым мужчиной, не говоря уж о том, чтобы сесть с ним в одно такси. Но дождь все усиливался, а он открыл дверь автомобиля и протянул мне руку.
– Ну, хорошо, – сказала я. – Благодарю вас.
В такси было тепло и приятно пахло смесью одеколона и сигарного дыма.
– Что такая прекрасная девушка делает на улице под проливным дождем?
– Я пошла за кофе, – сказала я. – Для моей учительницы.
Было заметно, что наш разговор его забавляет.
– Учительницы?
– Ну да, – сказала я. – Я учусь в Академии мисс Хиггинс.
Он улыбнулся еще шире.