К вечеру проспавшись, Мишка вдруг начал колотить в дверь и проситься на допрос. Пришлось Васильеву пойти ему навстречу, хотя время уже было позднее. Оказалось, что не зря я вернулся в отдел, когда все добрые люди после ужина мирно смотрели футбольный матч по телевизору. При этом выяснилось, что я совершил ошибку, выдав ему рубль, а не полтинник. Мишка понял, что у него не только на пиво хватает, а почти на портвейн. Забыв о нашем уговоре, он двинулся к винному магазину, тому самому, у которого познакомился с Кругловой, благо он был к ее дому самый ближний. Он быстро скорешился с одним мужичком, и они, взяв большую бутылку портвейна, раскатали ее из горлышка тут же за магазином. В это время, посетив магазин, а также сделав кое-какие покупки, из него вышла соседка покойницы Нинки Валька Смирнова, дама неопределенного возраста и без постоянного дохода. Жила она со старухой матерью на ее пенсию и время от времени приводила к себе мужичков, которые делились с ней, чем Бог послал. В этот раз она вышла из магазина в своем лучшем платье с выпивкой и закуской в сумке и под руку с Гешей Рябым, который обычно летом калымил на подсочке, а за зиму все пропивал. Однако не это было главное. Мишка Фирсов заметил в ее ушах золотые серьги с аметистами. Спутать было нельзя: это были Нинкины серьги. Он встал у этой парочки на пути и протянул руку к Валькиному лицу.
– Серьги, может, отдашь?
Та сначала поменялась в лице, но старалась держать фасон.
– С какого перепугу? Отвали.
– С такого, что не твои они. Ты их у Нинки вместе с ушами отхватила, а менты меня теперь за них прессуют. Гони быстро, я сказал.
Не очень поняв, о чем идет речь, но чувствуя, что из-за этого бомжа приятный вечер может накрыться медным тазом, Геша Рябой зарядил Мишке в ухо. Тот влепил ему по сопатке так, что кровь потекла у Геши на свитер ручьем. Неожиданно Мишкин собутыльник выступил в потасовке на стороне Геши. Фирсову пришлось бы совсем худо, но подъехала машина с «пепсами» и опером Петюней, что и спасло его от полного избиения. Валька же время не теряла. Увидев подъезжающую патрульную машину, она рванула дворами к себе домой, прижимая к тощей груди сумку, спасая закупленное. Михаил все это пытался разбитым ртом рассказать разозленному Петюне, а тот, не поняв, сунул его в отсек с решетками и привез в отдел. Услышав его сбивчивый рассказ, я тут же направил машину вохра по Валькиному адресу. Дома ее не было. Тогда я позвонил Петюне домой и посоветовал ему заняться розыском Вальки и сережек, поскольку у него не хватило сообразительности выслушать Михаила Фирсова на месте.
Утром Валентина Смирнова уже давала показания лейтенанту Ерофеевой. Все встало на свои места. В возбуждении уголовного дела было отказано за деятельным раскаяньем похитительницы сережек. Нашлись и портновские ножницы, которыми она отхватила уши мертвой подруге, позарившись на сережки и, поняв, что полсотни рублей, взятых Кругловой месяц назад у нее в заем, она теперь вряд ли получит. На поминках, вспоминая о покойнице, Валька сказала речь и пожелала собравшимся: «Чтоб мы все так кончили».
Через три дня камеры с задержанными пришел проверять старый прокурор района Николай Михайлович. Воззрившись на Фирсова, он поинтересовался, по какой причине тот на нарах парится, ведь к смерти Кругловой он отношения не имеет. Он рассказал все в подробностях ласковому старичку. Мишку прокурор велел выпустить, так как, по его мнению, пьянку и драку у магазина, во время которой был тот задержан, спровоцировала милиция. Затем Николай Михайлович, потирая руки, накропал на имя нашего генерала милиции представление о нарушении законности в райотделе. С легкой его руки этот эпизод, с выданным мной рублем бомжу на пиво для совершения последующих хулиганских действий, вошел в анналы изощренных видов милицейских нарушений, коллекционируемых прокуратурой. План по нарушениям прокурором был выполнен, и свой след в истории борьбы с ними оставил и я. За все хорошее пришел мне в приказе по МВД строгий выговор.
«Лунного маньяка» поймали через месяц. Им оказался двадцатипятилетний таджик, хороший рабочий – путеец и народный дружинник. Эксгибиционизму он стал подвержен еще в армии. Как человек, воспитанный в восточном духе, он стеснялся подойти и запросто познакомиться с женщиной, вот и все беды его были оттуда. Уголовного дела в отношении него также решили не возбуждать. Фактически заявители особых претензий не имели. Выписали ему штраф за мелкое хулиганство и, взяв обещание, что это не повторится, отпустили восвояси. Еще через месяц он женился на даме старше его лет на шесть. Избранницей его стала та самая женщина, которая и дала ему «лунное» прозвище. Они познакомились в ходе опознания и получения с них объяснений.
Вот так и закончилась жуткая история о сексуальном маньяке-душителе, который в районном центре лунными ночами убивал женщин, а потом, глумясь над трупами, отрезал жертвам уши, а легенды об этом ходили еще по северным районам долго».
Петрозаводск, 2012—2013Выстрел в упор
Убийство поcреди бела дня
Оглушительный выстрел в квартире номер 3, что была на первом этаже десятиэтажного дома по ул. Пограничников, раздался как гром среди ясного дня. С подоконника кухонного окна слетела стайка сизарей, которая привыкла там кормиться. Рыжий кот по кличке Клотц предпочел со скамейки, где он принимал солнечные ванны, убраться в кусты. Пенсионерка Ярцева, что жила в этом же подъезде на пятом этаже, в этот момент успела спуститься только до третьего. От оглушительного грохота, такого, что зазвенели окна в подъезде, а у нее в ушах заложило, она вздрогнула и уронила помойное ведро, которое с грохотом катилось вниз до следующего пролета.
Пока Ярцева собирала в ведро то, что вывалилось из него в ходе падения, запах от сгоревшего пороха, который очень напоминал аромат тухлого яйца, достиг ее чутких ноздрей. «Вот сорванцы, – подумала она, – ну не Новый год же сейчас. Опять Витька из 10 квартиры с друзьями самодельную петарду взорвали».
Спустившись вниз, она остановилась возле квартиры, дверь которой была настежь открыта. Пороховой дым сквозняком вытягивало оттуда, и сизое облако, вытянувшись, поднималось вверх по подъезду. Услышав какие-то неясные звуки, Екатерина Ярцева осторожно шагнула в квартиру.
– Эй, есть здесь кто-нибудь? – громко спросила она, но никто не ответил.
Потом она услышала опять что-то неясное. Звуки не были ни на что похожи. Сделав на цыпочках два шага по коридору, она заглянула в открытую дверь, ту, что была справа от нее и вела на кухню. Увиденное настолько потрясло ее, что она, сначала громко охнув, потеряла дар речи.
На полу кухни, рядом со столом, на правом боку лежал хозяин квартиры Виктор Протасов. Рядом с ним было ружье, а в центре груди на белой футболке была страшная дыра, из которой толчками, с хлюпающим звуком вытекала кровь. Крови было много, красная лужа потихоньку расползалась по линолеуму и уже почти достигла стоптанных туфель Ярцевой. Вдруг Протасов открыл глаза, пытаясь сосредоточить взгляд на стоявшей у порога кухни Екатерине.
– Витя, что случилось, кто тебя так? – испуганно спросила она лежавшего в крови соседа, боясь шагнуть в кухню.
Зрачки синих глаз скорчившегося хозяина были расширены от боли так, что казались черными. Губы его начали дрожать. Он, очевидно не в силах уже делать какие-либо движения, начал открывать рот, пытаясь издать какие-то звуки. Боясь не понять его, соседка переспросила:
– Что Витя? Что?
– За что? – прохрипел раненый, потом через долгую паузу выдавил сквозь хрип и хлюпанье в груди: – …Я любил их.