– Здравствуй, Гарри, – поприветствовал он пациента. – Как твои дела?
– Я Вас не знаю, – подобно роботу, не поднимая глаз, сказал Фитч.
– Да ты меня не знаешь… Я, Алекс. Частный детектив, – назвав свою профессию, он ожидал какой-либо реакции, но тщетно – пациент продолжал смотреть в пол.
«Нужно как-то его расшевелить…»
– Гарри, ты любишь дождь?
– Да… Я люблю дождь… но только летний, – он делал продолжительные паузы между репликами.
– Хм, а почему именно летний?
– Потому, что он… теплый… – слеза скатилась с одного глаза, но юноша продолжал говорить, даже не дернув голосом. – Когда мы выбирались, я мечтал только о теплой воде… А она была ледяная, и иногда казалось, что меня кто-то кусает, но я знал – в такой воде никого нет… Слишком уж она холодная для жизни… И это не укусы, а лезвия холода.
– Почему она была холодной, Гарри? – пристально наблюдая за мимикой лица пациента, спросил Фитцжеральд.
«На улице август, какая к черту холодная вода?»
– Потому что вода была мертвой…
Наконец, Фитч посмотрела на детектива. Потускневший взгляд с оттенком усталости и обреченности. Теперь с обеих глаз лились слезы, но выражения лица от этого не менялось. Полная отрешенность от внешнего мира. Именно таким Алекс представляют человека, точно знающего дату своей смерти.
– Гарри, я присяду к тебе поближе? – убедившись, что ни положительного, ни отрицательного ответа не последует он сел напротив подростка.
Звук барабанящих капель усилился, и стихия начала отражаться в стеклянном взгляде подростка. Фитцжеральд ладонями обнял его голову и, окунувшись в глубину взгляда опрашиваемого, отправился в поход по его рассудку. Если внешняя оболочка представляла тихую драму, то внутренний мир разума походил на громкий ужас.
«Раскрой мне свои тайны, Гарри!!! – он пытался докричаться до него. – Кроме тебя и меня никто не узнает о них, – стоя у решеток сознания пациента, детектив не мог пройти дальше без его разрешения. – Гарри покажи мне, где дверь?»
Юноша ходил вдоль стальных прутьев, не произнося ни звука.
– Послушай, – Фитцжеральд, находясь по другую сторону, не отставал от него, – я единственный кто может тебе помочь.
– Я в порядке, – безразлично сказал пациент. – Спасать других уже поздно.
Детектив схватил его за ворот и с видом свирепого зверя скомандовал:
– Покажи мне!
Юноша обдумывал – стоит ли посвящать незнакомого человека в свои кошмары. Пересилив себя, выдавил:
– Ну, пойдем, – словно бросая вызов, юноша провел его сквозь решетки.
Они будто летели в бездну, крича во все горло, с неимоверной скоростью проваливаясь во мрак неизвестности. Страх смерти, страх боли, страх неясности… Всего лишь страх, а реальностью предстала твердой поверхностью, но ни боли от приземления, ни спада напряжения от полета не замечалось – полное отсутствие чувств.
– Проведи меня по реке, по которой ты убежал.
Подросток кивнул головой, и под ногами начала набираться талая вода.
– Гарри, ты мне сказал, что она была холодной.
– Мне так показалось… – он помедлил, напрягая воспоминание. – Может она была холодной из-за них?
На черной водяной глади подобно поплавкам всплывали трупы, заполняя всю поверхность. Тела были облачены в одну и ту же одежду: серые больничные халаты, точь в точь, что была на Гарри. Фитцжеральд переворачивал одного за другим покойников, но все они один в один были похожи на Фитча.
– Я не помню их лиииииииииииц!!!!!!!! – прокричав это, потусторонний мир каждой своей частицей, каждой своей тенью прекратил движение. – Детектив, Вы чувствуете?
Вода с мертвыми телами начала понижаться в температуре. Холод обжигал и схватывал судорогой ноги.
– Что дальше? – поинтересовался детектив, растирая ноги.
– Тихо… Вы слышите?
Казалось, разъяренный зверь попал в капкан и пытается выбраться из него.
– Кто это?
– Это он… Грустный человек… Он кого-то ищет… Но не может найти… Мы не те, кто ему нужен, но он нас не отпустит, ведь мы можем выдать его тайну… – жалостливым голосом он добавил. – Детектив, пойдемте отсюда.
– Какую тайну, Гарри? – Алекс пытался выудить хоть какую-нибудь зацепку, но все что ответил подросток:
– Детектив, пойдемте отсюда.
И вновь освещенная палата с рыжеволосой женщиной, недоумевающей для чего детектив, схватив голову подростка, пробыл в такой позе более пяти минут.
Когда Фитцжеральд покидал палату, Гарри взглянул на него, будто прощался с ним навсегда.
* * *
Он уезжал из «Ломпака» со смешанными чувствами. Не разгоняя автомобиля, а наслаждаясь просторами загорода. Как ни странно, но хотелось на большее время задержаться в крае янтарного света, так как дождь отступил, и сквозь трещины натянутых туч прорывались золотые локоны солнца. Из старого радиоприемника диктор цитировал нестареющего «Макбета»:
«…змею мы разрубили,Но не убили, и куски срастутся,Чтоб вновь грозить бессильной нашей злобеВсе тем же зубом. Нет, скорее связьВещей порвется, рухнут оба мира.Чем есть я буду с трепетом свой хлебИ ночью спать, дрожа от грез ужасных.Нет, лучше быть в гробу, как тот, кто сталПокойником, чтоб мы покой вкусили,Чем безысходно корчиться на дыбеДушевных мук. Дункан лежит в могилеОт лихорадки жизни отсыпаясь.Измена сделала свое: ни сталь,Ни яд, ни бунт, ни внешний враг отнынеЕму уже не страшны…»Фитцжеральд обожал английскую литературу: Уильям Шекспир, Лорд Альфред Теннисон и многие другие воспитывали его… Но истинное развитие его способностей и склада ума способствовала школа…
1994 год
… Как только седой учитель вошел в просторный класс, все ученики стали возле своих парт.
– Я рад приветствовать вас, – положив кожаный портфель на учительский стол, произнес мужчина.
– Здравствуйте, мистер Невил, – хоровым ответом приветствовали дети. Маленькие, похожие на отпрысков небесных людей, без грамма фальши и жестокости. Но каждый из них обладал своей особенностью: одни перемещали предметы силой мысли, другие перемножали в уме пятизначные цифры, иные рисовали картины и писали романы в возрасте пяти лет, последние показывали результаты взрослых спортсменов… Как их набирали – не известно никому. Мистера Синклера они видели лишь один раз, когда тот приходил к ним домой с предложением об обучении. Более этот доброжелательный мужчина в огромной шляпе и с золотыми наручными часами им не встречался. Зато такие учителя как мистер Невил, мистер Джонсон и миссис Пинкли плотно вписались в жизнь детей, так как они вели предметы, отличающиеся от стандартных школьных уроков.
Ратиология – изучение разума. Мистер Невил вел данный предмет, а маленький Фитцжеральд впитывал его, так как он давался ему легче всех остальных…
– Разум – одна из форм сознания, самосознающий рассудок, направленный на самого себя и понятийное содержание своего знания, так говорили такие философы как Кант и Гегель, с ними вы познакомитесь более близко в старших классах, – сидя за своим столом, казалось, он проникал во взгляд и мысли каждого, пытаясь довести всю серьезность своего предмета. – Разум выражает себя в принципах, идеях и идеалах. Разум следует отличать от других форм сознания, к примеру, как созерцание, рассудок, само осознание и дух. Если рассудок, как мыслящее сознание направлено на мир и главным своим принципом принимает непротиворечивость знания, равенство себе в мышлении, то разум как рассудок, сознающий себя, соотносит не только разное содержание между собой, но и самого себя с этим содержанием. В силу этого, разум может удерживать противоречия. Такие способности как телепатия или телекинез можно тренировать и нарабатывать с помощью разума. К примеру, Мэрри, – обратился он девочке.
– Да, мистер Невил, – отозвалась светловолосая девочка, вставая из-за парты.
– Представь, коричневую вазу с белыми розами.