«Значит, Ольга всю ночь спала одна в квартире, – заключил Иван, – жаль, можно было остаться на ночь». И тут же поправил себя. «Да, а сейчас на виду у всех мы бы вышли с Олей вместе как влюбленная парочка, ха-ха». Подъехал Дастагир и вся группа погрузилась в старенький джип.
Глава 4. Весенние настроения
По понедельникам приходила почта. Это вообще-то была непростая система, или как ее здесь называли, хитрая система. Со всех концов страны письма писали на единственный адрес в туркменский военный округ и далее контракт номер 1012. Это был номер контракта, где работал Иван и его коллеги-врачи. Письма запечатывали в обыкновенные конверты без почтовой марки, словом, как солдатские письма, но обязательно с указанием фамилии адресата и адреса отправителя. Что бы письмо прилетело в Кабул к понедельнику, оно должно попасть в почтовый ящик в Союзе не позже среды предыдущей недели. Здесь письма раскладывали по контрактам, и дежурный приносил их к месту сбора специалистов, то есть к углу блока, в котором жила большая часть врачей контракта. Обратные письма в Союз следовало отправлять также до среды и в этом случае они приходили в Москву к выходным. В другие города они приходили в разные сроки. Вот такая была конспирация. В письмах также не рекомендовалось писать о всякого рода происшествиях, обстрелах и иных подробностях быта, поэтому наши, проживавшие в Кабуле, нередко подменяли такого рода события условными словами. Например, интенсивные обстрелы заменяли щебетанием птиц, а взрывы – растущими фруктовыми плодами, чаще всего гранатами. Все остальное писать разрешалось.
Сегодня был понедельник, и была пора идти за письмами. Иван считал, что ему еще рано получать письма, так как прошло чуть меньше двух недель, как он прилетел в Кабул. Тем ни менее, Иван пошел к месту сбора, хотя бы для того, чтобы просто увидеть всех коллег вместе. Стояли группками, переговаривались в ожидании почтальона. Иван поглядывал на Олю, как она? Ему хотелось подойти к ней, поговорить о чем-нибудь, но он не решался сделать это при всех. Юрий пришел вместе с Валентиной, своей супругой. Принялся знакомить ее с отдельными специалистами. Ранее такой возможности не было. Валентина, будучи по своей природе женщиной общительной, с удовольствием принимала новые знакомства. К тому же все рабочие дни, когда Юрий был на своем объекте, она оставалась дома и никуда не выходила. Не рекомендовалось женщинами без сопровождения мужчин появляться где-либо среди афганцев, включая и маркет. Самое большее, что она могла себе позволить, это зайти в наш магазин, благо он находился метрах в пятидесяти от их блока. Подойдя к Ивану, Валентина присела в реверансе, улыбаясь во весь рот, и схватила его за руку для рукопожатия. Эта шутливая выходка не осталась не замеченной некоторыми из их контракта.
– Между прочим, я очень соскучилась по тебе, Иван, – с упреком сказала Валентина, – мог бы зайти к нам вечерком на чашку чая или пригласить нас к себе. Кажется, у тебя появился телевизор?
– Да, очень интересное зрелище. Тут первого мая показывали «Семнадцать мгновений весны», так там Штирлиц и Мюллер разговаривали на дари. Слышать это было невыносимо смешно. Да, часто показывают музыкальные передачи с национальными песнями. Впрочем, приходите как-нибудь, если вам интересно.
– У меня появилась идея, Иван, – вмешался в разговор Юрий, – как ты смотришь на то, чтобы изучать язык.
– Какой, дари?
– Да, бытовой. Это облегчит общение с подопечными сотрудниками, в магазинах, на маркете. И вообще, я считаю, что жить в этой стране и не знать ни слова на их языке, это неуважение к местному населению.
– Что ж, идея хорошая. Все равно делать нечего. А кто будет преподавателем?
– Любой из переводчиков. Но я думаю, что было бы лучше, если бы согласилась Шахида.
Перспектива иметь возможность более тесного контакта с этой приятной женщиной привлекала Ивана, и он поддержал эту идею.
– Давай завтра с утра обсудим этот вопрос в нашем офисе. Только больше никого привлекать не надо. В тесном кругу материал усваивается легче, сам знаешь, учил язык.
Иван знал, что Юрий перед отправкой в Кабул прошел ускоренный курс английского языка. Не зная его совсем, сейчас он мог изъясняться на английском, хотя и в ограниченном объеме. Что ж, теперь будет учить дари, глядишь, станет полиглотом.
Пришел почтальон с пачкой писем в руках. Это был доктор Цыцорин из Сыктывкара, невропатолог, тихий и застенчивый человек. Говорил он мало и часто казалось, что он испытывает вину, неизвестно за какую провинность. Его жена, Анна, педиатр, была такой же тихой и мало разговорчивой. Она могла обсудить с кем-нибудь из женщин контракта кулинарные вопросы и на этом ее интерес ограничивался.
– Внимание, – громко произнес почтальон, – раздаю письма.
Все притихли в ожидании и с надеждой услышать свою фамилию. В этот момент Иван ощутил комок в горле, он напрягся как струна и вдруг услышал: «Белецкий, два письма». Он взял эти два драгоценных белых конверта, увидел знакомый размашистый почерк близкого ему человека, инстинктивно как-бы сохраняя от других, прижал к груди и отошел в сторону.
– От жены? – спросил Юрий. – Вот это да, не успел прилететь и уже два письма. Ну, нам то ждать нечего. От нашего оболтуса скоро не дождешься.
– Подожди, не мешай слушать, – шикнула на него Валентина.
Прошла их буква алфавита «И», но писем не было. Валентина сникла.
– Не расстраивайся, – подбодрил ее Иван, – в следующий понедельник получите обязательно. Ну, я, пожалуй, пойду. Интересно, какие там новости в Москве.
Иван пришел к себе в комнату, закрыл дверь, завалился на кровать и начал читать письма.
«Здравствуй, мой дорогой, любимый Ванечка! Прошло всего лишь несколько дней, как ты улетел в Кабул, а я уже успела соскучиться по тебе. Все свободное время просиживаю за телевизором, внимательно слушаю все последние известия, все, что происходит в Афганистане. Ты сам знаешь, какие скудные новости преподносят нам. Вот я и переживаю, не зная толком, как там дела. Ходила к нашим соседям, чекистам, расспрашивала, может у них есть какие новости. А они отвечают, что надо слушать радио и смотреть телевизор. Смеются надо мной и успокаивают, говорят, что с тобой там ничего не случится. Я очень тяжело переживаю разлуку с тобой. Не могу представить себе, что до нашей встречи еще четыре с половиной месяца. Извини за подробное письмо, за описание моих переживаний. Мне так становится легче, как будто поговорила с тобой. Новостей особых нет. Ирина продолжает ходить к репетитору, скоро у них „последний звонок“, потом экзамены. Она спокойная, а я волнуюсь. С твоей работы никто не звонил. Наверно, еще слишком мало прошло времени. Пиши мне подробно о себе, о том, как там у вас поют птицы, как ты устроился, как твоя работа. Мне все интересно. Целую тысячу раз. Любящая тебя Людочка».
Иван свернул исписанные крупным почерком листы и положил их в конверт. Откинулся на подушку, посмотрел в потолок, постарался представить все, что сейчас происходило в его доме в Москве, переварить все те чувства жены, изложенные в письме. Потом он встал, достал бутылку сухого вина, отлил в стакан, сделал несколько глотков и приступил к чтению второго письма. Прочитав первые два листа, он понял, что в доме все без изменений, а жена очень скучает и переживает его отсутствие.
Завтра утром у себя в офисе Иван непременно составит ответное письмо. Но о чем писать? Ничего важного или интересного у него не случилось, особых переживаний он не испытывает. Но Иван понимал, что жена сейчас больше, чем он нуждается в поддержке и ему придется подыскать такие слова, чтобы успокоить ее, снять с нее первую волну переживаний за любимого мужа. А в том, что он любим женой, Иван не сомневался ни на йоту.