– Увы, увы…
– Если бы мы даже хотели оставить Жанну в школе, то были бы бессильны это сделать. Судите сами…
– Я вас слушаю.
– Во-первых, учеба. Никак не тянет девочка.
– Но в нашей семье все знающие специалисты и научные работники. В безусловном контакте со школой мы могли бы попытаться исправить положение.
– Допустим… Но… во-вторых! Как быть с ее ужасающим поведением?
– Гм… Мы изыщем средства принудить ее к порядку!
– Сомнительно, но предположим…
– Неужели два таких мощных социальных института, как школа и семья, не способны принудить подростка? – фальшиво воскликнул я.
– Предположим, способны… Но есть еще одно препятствие, – сурово сказала Ледокол. – Обследование.
– Что такое? – заинтересовался я.
– Гинекологическое обследование. Мы специально пригласили в школу доктора обследовать наших учениц. А Жанна категорически отказывается. Вы понимаете, что это значит?
– Видите ли, степенно начал я, – я сам специалист-гинеколог… Но я не понимаю, что это значит и для чего вообще понадобилось обследование.
– Вы – гинеколог?.. – Ледокол сразу обмякла, и ее глаза, до того тусклые, как-то слащаво, странно заблестели.
– Вы хотите, чтобы я вас обследовал?
– Что вы, доктор! – Она даже подскочила, как будто я вознамерился сделать это немедленно, и впилась глазами в мои руки.
– Тогда вернемся к Жанне, – предложил я.
– Таков у нас порядок, доктор. Мы обязаны контролировать ситуацию. Мы должны знать, кого оставляем в девятом классе. Мы хотим нести ответственность только за порядочных девочек!
– Вы хотите сказать, что если имеет место факт дефлорации, ученице не место в школе?
– Как вы сказали? Факт… де… что? Я объяснил.
– Не совсем так, доктор, – заюлила Ледокол. – Но из трех «восьмых» классов мы должны сделать один «девятый»… И лучше, если девочки, так сказать, с ранним развитием выберут ПТУ. Согласитесь, так будет лучше и для них, и для школы.
– Педагогика – не моя специальность, – уклончиво пробормотал я, делая руками плавные жесты, которые, как я заметил, имели на Ледокол завораживающее действие.
Она с большим трудом стряхнула с себя оцепенение и, собравшись с духом, заявила:
– Так что, боюсь, ваша сестра из тех девочек, для которых будет лучше, если они поскорее встанут на ноги, овладеют общественно полезной профессией…
– Она должна осознать в себе любовь к труду, – вставил молчавший до этого пожилой учитель.
– Но она еще совсем ребенок! – сказал я.
– О, доктор, вы как близкий человек можете и не замечать того, что очевидно для нас, учителей, – сказала Ледокол. – А мой долг как классного руководителя – принять все меры.
В конце концов сошлись на том, чтобы на время оставить вопрос открытым. Ледокол согласилась подождать неделю, пока мы провентилируем вопрос в семье, но потом пообещала непременно вынести его на педсовет при участии родителей.
– Честное слово, она хотела, чтобы ты ее осмотрел! – захлопала в ладоши Жанка, когда я сообщил ей подробности визита. – Ну что, поцеловать тебя благодарно? – проказливо поинтересовалась она, когда мы вышли из школьного двора. – Нет?.. Ну как хочешь!..
Мы шли по району старой застройки Сокольников мимо приземистых, оштукатуренных домов с низкими арками и пожарными лестницами. Ветер сдувал с крыш сухой снег, который клубился как пыль.
– До свидания? – спросила Жанка.
– Э, нет! – неожиданно для себя возразил я. – Раз уж я взялся за твое воспитание… У нас еще сегодня в программе электричество!
Мы вошли в теплое парадное.
– Слушай, – сказал я, – почему бы тебе все-таки не пройти это дурацкое обследование? – Мне вдруг припомнился особый интерес Сэшеа к этому вопросу.
– Слушай, – разозлилась Жанка, – а может быть, ты сам меня обследуешь, раз уж назвался гинекологом? Обследуешь и справку выдашь, а?
Лифт медленно тащился на последний, шестой этаж.
– Ладно, – прикрикнул я на нее, – родителям будешь истерики устраивать!
Я снял шапку. Снежинки успели превратиться в капли, и я стряхнул их на пол. Жанка достала ключ от квартиры. За дверью послышалось мяуканье кота Антона. Когда мы вошли, кот бросился нам под ноги.
– Что, разве никого нет дома? – сказал я.
– Мы вдвоем, – сказала Жанка.
Я с удовольствием прошелся по пустой квартире. Эта квартира в Сокольниках всегда казалась мне особенно уютной. Обстановка полюбилась мне еще с тех пор, когда мы с Лорой жили здесь в свой «медовый месяц», вернее, несколько месяцев, пока маман не пробила нам кооператив. В квартире всегда было жарко, и по коврам ходили босиком. Мебель старинная, красного дерева, и Игорь Евгеньевич заботливо натирал ее воском. Библиотека богатая, но к книжным полкам специально для гостей присобачена табличка: «У нас не принято просить из дома книги выносить!»
Жанка быстро переоделась в синие шорты и зеленую футболку с белым трафаретом «LOVE» на груди. Она устроилась с ногами на диване, а я сел за ее письменный стол, покрытый стеклом, под которым теснились рекламные вырезки – сплошь красотки и красавцы.
– Антон! – позвала Жанка, и кот тут же оказался на диване; он потянулся и лизнул ее в голую, необычного, смуглого, цвета топленого молока коленку. – Фу, Антон! – взвизгнула Жанка. – Щекотно!..
«Все коты будут сходить с ума уже от одного цвета ее кожи!» – так говорила Лора о своей младшей сестре.
Я придвинул к столу второй стул и с серьезным видом кивнул на него Жанке.
– На диване удобнее, – ответила она сквозь смех, таская Антона за шкирку. – Ты помнишь, вы с Лорой на нем спали после свадьбы? А теперь я на нем сплю… На вас было очень забавно смотреть со стороны. Помнишь, как маман все ворчала на вас за то, что вы запирались в ванной мыться вместе?
– Итак, – прервал я Жанку, – электричество…
Отыскав на столе учебник физики, я пересел па большой, с прекрасной плюшевой обивкой диван.
– Скучно, – вздохнула Жанка.
– Это сначала. А потом так увлечешься – тебя за уши не оттащишь.
– Скучно!
– А я физику в школе всегда любил.
– Тяжелый случай.
Я не спорил с Жанкой. Я тоже учился в школе. Электричество – это еще ничего. Формула мыла – вот необходимейшая вещь. Я решил зайти с другой стороны.
– Пойми, – сказал я, – потом все равно придется это зубрить.
– Не придется, – возразила Жанка. – Я не пойду в девятый класс, и электричество твое мне не понадобится.
– Что же ты будешь делать? – Пойду в стюардессы.
– А потом?
– Выйду замуж за дипломата и уеду за границу.
– Дерзко задумано, – похвалил я.
– И не нужно меня убеждать, что жизнь на Родине со знаниями об электричестве гораздо привлекательнее, чем на чужбине, хотя бы и в качестве жены дипломата!
– Не собираюсь этого делать. Какое может быть сравнение?! Только я не думаю, чтобы дипломаты любили малограмотных.
– Не смеши! Вот уж не поверю, что мужчине понадобятся мои познания в электричестве! Не так уж это важно! – усмехнулась она.
– Мужчине все важно, – наставительно сказал я, а сам подумал: боже какой бред я несу…
– Но только не электричество! – весело засмеялась Жанка.
– Черт с ним, с электричеством, если ты такая умная, – сдался я. – Я и сам не знаю, что мужчине важно…
– А я знаю! – заявила Жанка.
– Ну знаешь – и хорошо. И помалкивай.
– А я с тобой и не собиралась об этом говорить, – насмешливо сказал; она. – О таких вещах я только с сестрой говорю. У нас с ней нет друг от друга секретов.
– Ладно, ты лучше скажи прямо: может, нам закончить с нашими занятиями, раз уж ты успела определиться в своем жизненном пути? Я вент, тебе не погонщик!
– Нет, что ты! Если мы не будем заниматься, родители меня съедят.
– Что же ты хочешь?
– Ты, главное, делай вид, что занимаешься со мной. Они тогда отстанут от меня, а на тройку я как-нибудь и сама вытяну.
– Думаешь, мне больше делать нечего?
– А что такого особенного ты делаешь? Может, тебе неприятно со мной общаться? Тебе на меня времени жалко?.. Но я тоже могу быть тебе полезной.
– То есть?
Жанка обняла кота и уткнулась носом в его шерсть.
– Ух ты, мой хороший котик! Мой мягонький котик! Всё мы видим. Всё мы знаем! – ворковала она, тиская его. – И много интересного можем рассказать!..