И тогда Артист кивнул мне – я стоял внизу у входа в «пыточную». По этому сигналу мы с Боцманом подхватили бренные останки замученного москалями украинского патриота и вынесли их к машине. Боцман уже был в перчатках и успел найти ключ в карманах Шкрабьюка. Мы усадили труп рядом с водительским местом, Боцман сел за руль и укатил. Мы вернулись к Бороде и были несколько удивлены, застав у него Деда. Об операции знали только мы и Борода. Гриша со Светой получили инструкцию после вечеринки отправляться по домам. Деду вообще ничего не говорили. Однако он встретил нас словами:
– Ну что, товарищи, укатали «генерала»? Запираться не имело смысла.
– Слабонервные в УНСО «генералы». Инфаркт. Это Борода перестарался, устроил провокацию.
– Скорее не я, а Семен, – возразил Борода. – Я ж видел, как этот взревновал.
– Видимо, и то и другое, – подытожил Док. – И вероятно, еще что‑то третье. На сердце он мне жаловался, но я не думал, что так все серьезно. Надо было его послушать – он напрашивался, да я увильнул от этой процедуры. Андрей (Док всегда и ко всем обращался только по имени, прозвищ не признавал), дайка мне папироску покрепче.
– А надо было бы со мной посоветоваться, – встрял Дед. – Напрасно молодежь не доверяет старшим товарищам. Да не смотрите на меня так! Ясно же было, что Шкрабьюка будете брать сегодня. Андрюха окна в шахматке занавесил одеялом – вот и понятно, где вы его прятать собрались. Как вы его скрутили, я в глазок видел. Потом вышел на улицу подстраховать, смотрю – несете.
Я посмотрел на Артиста.
– Не видел я никого, – развел руками Артист.
– Ты пешеходов смотрел, – объяснил Дед. – А я стоял за кусточком. Ты пождал минуту и пошел сигналить. А я эту минуту на тебя любовался!
– Хорошо, – сказал я. – А что бы вы посоветовали, если бы мы к вам обратились?
– Языка выдержать надо. Денька два в темной. Жрать не давать. Можно пару раз спуститься к нему и навалять. И не говорить ему ничего. Потом еще раз навалять – и на допрос.
– Отлично. Но здесь его держать два дня негде. Сюда могли из ЖЭКа наведаться. Да и хватятся его.
– Опять же меня не спросили. Сарай под балконом нашим с Лариской видели? Знаете, какая там дверь? Сам ставил! Окон там нет. Связать, кляп, и вылежит там на полу земляном сколько надо.
– Хорошо. А потом мы его отпустим, а он догадается, где его держали. Ну, например, по звукам, голосам, доносящимся со двора. Или по размерам и форме сарая?
– Так языков разве же отпускают? – изумился Дед. – Если это в нашем тылу, то в плен они идут, а если в их – то в расход.
– Николай Иванович, – одернул его Док. – Сейчас не война.
– Как так не война! Целая армия стоит в горах, того и гляди, на Россию попрут, а ты говоришь – не война.
Однако пора было возвращаться Боцману, а его все не было. Ввалился он только минут через сорок.
– Здравствуйте, дедушка! Что ж вы прятались, не заходили?
– Это он меня фарами присветил, когда выезжал, – пояснил Дед. – Хороший глаз у парня. Узнал.
– В этом чертовом городе ночью светофоры не мигают! – возмущался Боцман. – Мигают желтеньким в дежурном режиме. И вообще, мертвый город. Ни машин, ни пешеходов, ни ментов. Я хотел его у светофора поставить, пересадить, и будто его там и прихватило. Только ни одного перекрестка, где бы ему нужно было притормозить, не оказалось. Остановил просто так, якобы он себя плохо почувствовал и успел остановиться. Руку на сердце еле пристроил, коченеть, зараза, начал.