– Выключатель слева.
Инспектор взглянул на картину и тоже поразился. «Концерт».
– Вы знаете эту картину... Ну конечно, ведь ваш участок расположен в палаццо Питти. Вы говорили, но я забыл. Должно быть, вы хорошо знакомы с галереями.
– Нет‑нет... Я знаю лишь несколько картин... Эту я помню, потому что после реставрации полотна проводилась специальная выставка. Мне приходится посещать подобные мероприятия. Но... Юноша слева, тот, что в шляпе, украшенной перьями... У него лицо не прорисовано.
– Да. Если вы вглядитесь, то увидите едва заметный набросок лица. Джейкоб оставлял лица напоследок, потому что, по его словам, их сложнее всего писать. Потом он так и не прорисовал это лицо так же, как не закончил писать то, над чем работал в тот период.
– Именно тогда он перестал писать?
– Да.
– Вы повесили эту картину как своего рода упрек Джейкобу?
– Я не задумывался над этим, но, полагаю, в некотором смысле вы правы. Все же я был старше его всего на два с половиной года, учился на первом курсе юридического факультета. Понимаете, мне повезло больше, чем Джейкобу. У моих родителей было немного больше денег, чем у его, и их замыслы относительно моей будущей профессии совпадали с моими. Вряд ли я мог осуждать его. Я даже понять его не мог. Не знаю, понимал ли я его по‑настоящему, хотя, как это всегда бывает, я тешил себя надеждой, что я был единственным человеком, кто приблизился к этому, за исключением Руфи. Но она его любила.
Вернувшись к кожаному креслу, инспектор на мгновение замешкался, обдумывая, сесть ему обратно или было бы разумнее предоставить возможность прокурору побеседовать с этим человеком. Безусловно, он много говорит, но где факты, где конкретные факты касательно смерти Сары? Решив оставить это дело прокурору, он вдруг услышал, как он сам спрашивает адвоката:
– Это непрорисованное лицо... На общем портрете этой семьи есть еще одно непрорисованное лицо... Конечно, я очень благодарен вам за оказанную помощь, но я так и не понял, где брат Сары? Она говорила о брате. И где еще одна картина Сары?
Клетки для подсудимых с железными прутьями были пусты. Они располагались вдоль стены напротив двери для прессы, в которую инспектор заглянул в зал в поисках прокурора. Он обнаружил его справа в первом ряду напротив судьи. Прокурор держался очень спокойно, в отличие от адвокатов, бурно споривших о чем‑то рядом с ним. После перерыва возобновились слушания. Обернувшись к офицеру, инспектор сказал:
– Я думал, сегодня слушается дело об автостоянках мафии.
– В соседнем зале.
– О, тогда понятно, почему клетки пустые.
– Здесь слушается дело парня, которого выпустили из‑под стражи, он убил проститутку, поджег ее кровать, а затем вернулся в камеру. После этого свидетеля судья объявит перерыв. Дальше должно быть зачитано заключение психиатра, но он не явился на заседание.
– Спасибо.
Как только слушания закончились, инспектор вошел в зал, но, пока он добирался до прокурора, к тому подошел мужчина в штатском, и они принялись увлеченно что‑то обсуждать вполголоса. Отступив назад, инспектор ждал, пока они поговорят. Прокурор повернулся к выходу и заметил его.
– Что‑то случилось? Как вы меня нашли?
– Позвонил к вам в управление.
– Судья перенес слушания на понедельник. Пойдемте, выпьем кофе. – Место прокурора за длинным столом было миниатюрной версией его кабинета. Он сгреб ворох бумаг в свой поношенный портфель и ослабил галстук на шее.
К тому времени, когда они перешли пылающую от жары площадь и добрались до бара, инспектор пересказал прокурору почти всю историю адвоката.
– Ну, он ответил вам?
– Насчет брата? Да, у нее есть брат.
– Значит, картина у него.