Ой... но ведь это совпадает с тем, что вы говорили о ее предполагаемом отце, верно?
– Она объяснила эти слова?
– Она никогда ничего не объясняла, просто сообщала, по всей видимости, не связанные между собой факты. Единственное, о чем она говорила совершенно отчетливо, так это о том, что она крайне нуждается в помощи.
– Хм! Точно так же она вела себя, когда пришла ко мне в участок. Я допускал, что она все сочинила.
– Но ее убили.
– Да.
– Я прочту вам заключение психиатра: «Пациентка понимает природу своего состояния, и, хотя в настоящее время чувствует себя неспособной заботиться о себе, она имеет полное представление об окружающей ее действительности. Ее глубоко укоренившиеся страхи возникают на почве реальных проблем, которые она не в состоянии обсуждать даже при условии абсолютной конфиденциальности. Очевидно, что данные проблемы связаны с ее матерью, с которой ее, по всей видимости, связывали близкие и теплые отношения. По ее признанию, ощущение слабости и беспомощности пришло к ней после смерти матери, так как больше некому было «защищать ее интересы». Очевидно, что пациентка всю свою жизнь проводит в ожидании разрешения проблемы, которую она отказывается обсуждать. Кажется, смерть матери помимо естественного горя, которое она причинила, также заставила пациентку осознать неполноценность своей собственной жизни. Симптомов паранойи не обнаружено. Маниакального поведения не наблюдается. Реактивная депрессия».
В целом вот так. Рекомендованы транквилизаторы, диета, свежий воздух, гимнастика и так далее, и тому подобное. После этого... – Прокурор пролистал историю болезни, отложив в сторону фотокопии электрокардиограмм, результаты анализа крови, анкеты и написанные от руки письма. – Вот... Спустя два года она снова поступила в больницу точно в таком же состоянии. Опять те же анализы, и уже другой психиатр дает такое же заключение: «Замкнута, обеспокоенна, скрывает причину начала депрессии». Здесь даже приложена запись разговора с ней:
«– Вы говорите: «Если бы все было так, как должно быть». Не могли бы вы разъяснить мне ваши слова?
– Существуют проблемы. Однажды все в моей жизни будет так, как должно быть.
– У вас есть конкретные причины думать, что ваша жизненная ситуация радикально изменится?
– Да, есть.
– И вы можете мне рассказать, какие это причины?
– Конечно нет. Это очень личное и... Запутанное. Вам будет сложно понять».
– Вы думаете, она шантажировала своего отца?
– Если и так, у нее это плохо получалось. Она расплакалась потому, что не могла внести плату за ремонт в доме... То есть так сказал бакалейщик...
– Вы ему поверили?
– Я верю, он не лжет.
– Значит, вы думаете, что это правда?
– О нет‑нет... Это не может быть правдой. Нет. Насколько я понимаю, это связано с ее визитом ко мне. Эта квартира ей не принадлежала. Открытка с текстом «Теперь мы знаем, где ты живешь» типична для беспринципных адвокатов, заинтересованных в быстром выселении.
Прокурор взглянул на бумаги, доставленные из квартиры Хирш и сваленные на его столе.
– В этой куче я не найду документов на дом.
– Не найдете, – согласился инспектор.
– И наверняка договора об арендной плате тоже не найду.
– Наверняка не найдете.
– Тогда мы должны искать владельца квартиры в городском Земельном кадастре... Как всегда, будем надеяться, что запись не слишком устарела.
– Зато в ее документах, в письме или где‑нибудь еще вы, наверно, сможете найти имя ее адвоката, – предположил инспектор. – Она упоминала о том, что у нее есть адвокат и что она собирается проконсультироваться с ним, когда я объяснил, что ее, может быть, пытаются выселить из квартиры.