.. – Инспектор понимал, что сэр Кристофер хочет, чтобы он чувствовал себя свободно и, удивляясь тому, что они поменялись ролями, в душе благодарил его. – Скажу вам честно, мой самый главный враг, это жара и все, что связано с лишним весом...
Может, не следовало этого говорить? Все же его собеседник был...
– И наверняка, как все мы, вы планируете в скором времени похудеть. – Сэр Кристофер улыбнулся. – Триумф надежды над действительностью.
Их разговор перебил тихий всплеск, и перед ними по водной глади бассейна разошлись круги.
– Лягушки проснулись на ужин. Я люблю этот фонтан еще с тех пор, как был маленьким мальчиком, и мне не разрешали подходить к нему без няни. Однажды няня сказала мне, что эльфы и феи рождаются из бутонов водяных лилий, и, если мне повезет увидеть, как открывается бутон, я обязательно увижу внутри его крохотное зевающее существо, которое сразу улетит. Я тогда не понимал, что это одна из многих уловок, чтобы удержать меня от беготни. Понимаете, у меня был ревматизм, а он разрушает сердечные клапаны. Так или иначе, после ее рассказа я часами сидел у воды, и до сих пор водяные лилии имеют надо мной какую‑то волшебную власть. Жаль, что фонтан так медленно плещется, но лилиям нужна по краям стоячая вода.
– А комары вас не беспокоят?
– О нет. Здесь их едят лягушки, как вы видите, а вон те маленькие рыбки едят личинок. Это был сад моей матери. Вы знаете, у каждого большого сада есть хотя бы один секретный уголок. Здесь два таких места, но именно это было ее любимым. Архитектурные детали и скульптуры были здесь изначально, она лишь подбирала цветы.
По мнению инспектора, выбор ее был не слишком разнообразным. Благоухание было удивительным, но инспектор любил в садах изобилие красок, а здесь цветы, которым удалось выжить под палящим июльским солнцем, были белыми или настолько бледными, что тоже казались белыми. Он различил аромат лаванды и вскоре с удивлением обнаружил, что белой была даже она.
– Очень красиво, – вежливо сказал он. – По‑видимому, ей нравился белый цвет.
– Ах да, понимаю, отсутствие ярких красок кажется вам странным. Вы умеете обращать внимание на детали, не так ли? Я бы хотел показать вам этот сад таким, каким его следует видеть. Она называла его Ночной сад. Лишь в сумерках он обретает свой истинный облик. Моя мать устраивала званые обеды вон там, на террасе, это было где‑то в пятидесятые годы. Там в центре скрытый «вход», видите? Гости входили с той стороны и шли или от основного подъезда под аркой из глицинии, или из маленькой гостиной моей матери по дорожке, обсаженной вьющимися розами. Я знаю, вы шли напрямик через огород. В задней части сада, туда дальше налево, есть еще один проход, который вы не видели, он ведет к кухням. Гости рассаживались за столами, расставленными в форме подковы, чтобы видеть друг друга. На небе появлялась луна и освещала всю площадку, а эти кипарисы по сторонам балюстрады обрамляли вид ночной Флоренции. Теперь вы понимаете, почему она выбрала именно эти цветы?
– Они видны в темноте?
– Да, а кроме того, тут есть цветы, которые излучают аромат только в сумерках и ночью.
– Должно быть, ваша мама обладала удивительным воображением.
– Она была необыкновенной женщиной. Ее звали Роза, и она была, без сомнения, самой красивой женщиной, какую я когда‑либо видел. Вы думаете, я так говорю потому, что она моя мать, но, когда вы зайдете в дом, взгляните на ее портрет в большой гостиной. Там также висит портрет моего отца... Признаться, последнее время я почти каждый день думаю, что всем нам предопределено судьбой разочаровать либо мать, либо отца. – Сэр Кристофер замолчал, его бледное лицо, которое оживилось, пока он говорил о садах, снова стало безжизненным.
Инспектор, вспомнив слезы радости в глазах своих родителей, когда они впервые увидели его в форме, счел за лучшее промолчать.