Очень часто детское имя остается с нами на всю жизнь. Его собственного сына, Тото, лишь посторонние люди будут называть Антонио.
Возможно, только экономка, которая родилась здесь и провела свое детство с сэром Кристофером, знала его детское прозвище, но она была прислугой и должна была называть его сэр Кристофер.
Даже его сестра и его дружелюбный бедный родственник, наверное, никогда не слышали этого имени. А должны были бы знать. Должны были быть рядом с ним в его последние минуты. Должны были знать, какая пижама ему нравилась больше.
Дождь закончился, и инспектор вышел на террасу, где умер сэр Кристофер. Нагнувшись, он вскоре нашел медный колокольчик, закатившийся за терракотовый вазон, из которого свисала мокрая розовая герань. Инспектор поднял колокольчик. Туман в саду постепенно рассеивался, и он почувствовал на голове и плечах горячие солнечные лучи. У оранжереи среди больших цветочных горшков двигалась знакомая фигура. Инспектор позвонил в медный колокольчик, человек остановился, посмотрел вверх и, узнав инспектора, помахал рукой. Махнув в ответ, инспектор спустился вниз по лестнице к таинственному саду Розы.
Они встретились у пруда с лилиями.
– Ну, как все прошло? Они показали вам завещание? – спросил Джим.
– Вы что, хотите мне сказать, что вы его видели? – удивился инспектор.
– Два садовника его заверили. Нужны были подписи не указанных в завещании людей, а они не хотели приглашать кого‑то постороннего. Конечно, завещание сфальсифицировано... Ну, сэр Кристофер подписал очень криво, но ни у кого не возникнет никаких вопросов, поскольку он уже не владел правой рукой. Читать он, кстати, тоже не мог. Спросите Джорджо. Так что завещание – фальшивка.
– Его могли составить еще до инсульта. Вы же не знаете...
– В завещании нет ничего для садовников, ничего для прислуги в доме. Он никогда бы так не поступил.
Разумеется. «Небольшое наследство...» Вспомнился жалобный голос сэра Кристофера, уже тогда он плохо владел речью. «Небольшое наследство особенно... со‑бе‑но!»
«Не волнуйтесь. К завтрашнему дню я все напишу».
– Они оставили его умирать одного, как собаку, но он был добрым человеком. Неужели вы ничего не можете им сделать за то, что они вот так бросили его одного?
– Да, существует закон, по которому можно привлечь за неоказание помощи больному или беспомощному человеку... Но эти двое, Портеус и адвокат, они не являются членами его семьи. Если что, вся вина падет на Джорджо. Они дадут против него свидетельские показания.
– Не только против него. Мы все знаем, что там произошло. Мы все слышим...
– Я вам верю, но вот это, – инспектор указал на мраморную плиту на земле, – пример того, как разносятся сплетни о неправильных причинах правильных фактов.
– Вы хотите сказать, что Роза его здесь не застукала?
– Да, она его застукала, но не с другой женщиной. Жена Джеймса Роутсли узнала кое‑что похуже.
– Все равно у него была любовница. Сара Хирш была его внебрачной дочерью. Мы все это знали. Она приходила сюда, так что она была настоящей сестрой.
– Да, Сара Хирш была настоящей.
– Ну, сейчас‑то уж секрет раскроется?
– Нет.
– То есть история не получит огласки?
– Думаю, нет. Таков закон жанра.
– Полагаю, вы хотите, чтобы я рассказал вам о завещании, – предположил Джим.
– Нет. Я хочу, чтобы вы сказали мне, что она здесь написала. Роза, женщина, которая любила свой сад. Если вы понимаете эти слова.
– Любила и отказалась от него. Я не понимаю латыни, но все мы знаем, о чем здесь говорится:
Любой источник наслаждения
всегда таит немного горечи,
что душит нас даже среди цветов.
– После всех этих дождей надо бы здесь немного прополоть.