Я хочу понять, почему это кому‑то понадобилось.
Уэллес молчал, прикрыв веки. Дана различала гул океанского ветра, задувавшего в какую‑то щель в постройке. От ветра стал вертеться один из вентиляторов на потолке. Балки задрожали, тронув другой вентилятор в кухне, тот тоже завертелся. От этого движения оживился валик очага – он приподнялся и вновь упал, раздувая пламя.
– Ревность.
Уэллес произнес это так тихо, что Дана была не уверена, сказал ли он что‑то вообще.
– Простите?
– Вы хотели понять причину, почему один мужчина убивает другого.
– Я хотела понять, почему убили брата.
Уэллес кивнул:
– Это одно и то же.
Дана глядела во все глаза на этого странного маленького человека, озадаченная, заинтригованная.
– Вы знаете, кто убил брата?
Уэллес покачал головой:
– Нет. Лишь – почему.
– И вы думаете, что причина в… ревности? – Она подалась вперед, и кот спрыгнул на пол. – Вы ведете запись, кто покупает ваши изделия, Уильям? Ведете учет заказчиков?
Он покачал головой.
– Учет мне ни к чему. – Уэллес отхлебнул чай и пригласил бесприютного кота прыгнуть теперь к нему на колени.
– Ну а счета, какая‑нибудь регистрация для налоговых органов?
– Я ничего не учитываю и не записываю, мисс Хилл. И никогда этим не занимался. Что же касается ваших американских налогов… – Он пожал плечами и улыбнулся озорной улыбкой.
У Даны схлынула волна адреналина, и вместе с ней сникла надежда – так спускает проколотый воздушный шар. Она откинулась назад, внезапно ощутив усталость и от долгого полета, и от бесконечных тревог всего этого путешествия. Ведь, как сказал Уильям, она проделала такой путь… И к несчастью, все впустую. Она поглядела в окно за спиной у Уэллеса и увидела, что уже смеркается. Ехать по узкой опасной дороге в темноте она не имела ни малейшего желания.
Она допила чай, поставила чашку на бочку, встала.
– Я отняла у вас достаточно времени, мистер Уэллес. Спасибо за чай.
Уэллес тоже встал.
– Уильям. И, право, хватит извиняться. Радость, которую приносит общество красивой женщины, трудно переоценить. – Он подмигнул. – Это как сахар в чае.
Она усмехнулась и пожала ему руку:
– Спасибо, Уильям.
Она пошла было к двери, но приостановилась, внезапно осененная некой мыслью:
– Вы сказали, что создаете ваши произведения, имея в виду конкретного человека, и в то же время обронили, что вещь эта могла бы быть моей. Как это?
– Потому что женщина, для которой я это делал, очень похожа на вас. Ей нравилось то, что нравится вам. Она несчастлива по тем же причинам, что и вы.
Дана подошла к нему поближе. От забрезжившей догадки у нее закружилась голова.
– Вы ее помните, – еле слышно проговорила она.
– О да, – сказал Уэллес. – Я ее хорошо помню.
Час спустя Уэллес в сопровождении Фрейда проводил Дану до двери. Кот Леонардо зарылся в одеяла.
– Фрейд проведет вас к вашей машине, – сказал Уэллес.
Кивнув, Дана ступила за порог. В шесть часов вечера стало уже холодать. Она поежилась, обхватив себя руками. В машине ей предстоит померзнуть. Ей захотелось получше попрощаться с Уэллесом, и она, слегка наклонившись, коснулась губами его щеки. В ответ Уэллес похлопал ее по руке и протянул ей маленький пакетик из плотной бумаги.
– Чай, – шепнул он. – И пейте его каждый день с сахаром, пока будет.
Потупившись, он отступил, и деревянная дверь тихо прикрылась, после чего Фрейд повел ее к джипу.
Путь в сумерках по горной дороге от дома Уильяма Уэллеса потребовал от нее предельного внимания.