– Нет, дядя, не уходи! – удержал его Донахтир. – Тебе незачем уходить. Я не стыжусь содеянного, ибо сделал это во благо своего народа. Не вздумай Лоренхольд искать брата, мы бы и сейчас жили счастливо и мирно, а родители Тихтольна, вместо безнадежного отчаяния, утешались бы тем, что их сын когда-нибудь вернется!… Надежда не самый плохой дар, который Правитель может дать своим подданным. Я готов взглянуть в глаза несчастным родителям, готов держать ответ перед ними!… Нелепая, случайная смерть их сына конечно ужасна, но, когда пройдет первая боль от свалившейся точно тяжелый камень правды, уверен, даже они признают, что многое бы отдали за то, чтобы снова получить возможность надеяться…
В этот момент с улицы донесся шум. Ольфан высказал предположение, что это, наконец, прилетел Лоренхольд и попросил дозволения пойти разведать.
Оставшись одни, братья переглянулись.
– Скажи, Форфан, – наклонив голову спросил Донахтир, – по-твоему, истинный Правитель должен следовать лишь тем правилам, которые установили задолго до него, или все же находить в себе силы для решений, принять которые требуют обстоятельства?
– Ты уже один раз принял решение, которого требовали обстоятельства, хотя мог бы этого не делать. Но ты полетел в Гнездовище, вопреки совету нашего отца, а он всегда следовал правилам, и при этом никто не смог бы назвать его слабым. Решительность и мудрость не одно и то же… Но тогда я не перечил. Я поддержал тебя, потому что, на твоем месте, сам бы, наверное, так поступил. Однако я точно знаю, что ни за что не скрыл бы смерть Тихтольна, пусть даже ценой распри между нами и Нижними орелями. Ты должен был провести расследование…
– Смерть была случайной…
– Неважно! Вспомни, что ты увидел в первое утро своей жизни Правителем? Раскол! Раскол среди орелей, вызванный всего лишь тем, что два мальчика ослушались запрета, и один из них, в результате, исчез. Тогда ты встал на сторону тех, кто считал, что пропавшего сородича необходимо найти. И это твое решение все поняли. Почему же, найдя мертвое тело юноши, ты не пошел дальше и не затеял расследование?! Что заставило тебя так перемениться и солгать?! Почему ты, который по собственным словам сразу подумал об убийстве, так легко согласился с тем, что эта смерть была случайной? Тот Старик тебя убедил?
– Да.
– Но с чего ты взял, что он не лжет? Что такого необыкновенного в этом поселянине, раз сам Великий Иглон Сияющей Вершины готов лгать ради его спокойствия?!
Донахтир ответил не сразу.
Медленно он подошел к окну, шум за которым все не утихал, и заложил руки за спину.
– Форфан, ты ведь помнишь историю о детях Дормата, о Хеоморне и Генульфе? И помнишь, что для могучего столба рода орелинских Иглонов наш род – лишь подпорка. Мы не подлинные Правители…
– Не понимаю, к чему ты это говоришь.
– К тому, что дети Дормата живы. Амиссия сказала мне об этом, но окончательно поверил я в это лишь тогда, когда увидел Старика из Гнездовища. Он – сын Дормата.
Форфан сдавленно охнул
– Не может быть!
– Может. Он из рода истинных Правителей, и он ждет, когда придут остальные.
– Предсказание.., – потрясенно прошептал Форфан.
– Да. Оно не глупая сказка, придуманная полубезумным Генульфом. Тот пропавший мальчишка на самом деле отправился на поиски. Он должен найти остальных детей Дормата, собрать их вместе и привести сюда, на Сверкающую Вершину. Тогда проклятие нашего предка будет снято со всех потомков безвинного Генульфа.
Донахтир на мгновение умолк. Шум за окном не прекращался, но разобрать, что происходит, было невозможно. Ольфан тоже все не возвращался, поэтому Великий Иглон заговорил снова:
– Верховный Правитель тем и отличается от всех остальных, что знает тайны, которые порой и знать бы не хотел. В Галерее Памяти мне было открыто такое, о чем я не могу вспоминать без содрогания, и что необходимо прекратить. Наш отец учил нас думать на несколько шагов вперед, и теперь я понимаю, как это сложно. Глядя вдаль легко споткнуться о маленький камешек, но если смотреть только под ноги, не заметишь, как расшибешься о более серьезное препятствие… Мне необходим был крепкий мир между нами и Нижними орелями, чтобы проклятие Хеоморна, наконец, исполнилось, и исполнилось без помех! Пусть дети Дормата придут сюда, и я сниму с себя бремя власти, как тяжелую одежду с крыльев… Но, видимо злые слова, посланные нашим пращуром вослед невинно изгнанному, бросают тень и на нас. Поэтому Судьба позволила Лоренхольду найти тело брата, и моя ложь будет раскрыта.
– Но тебе не обязательно говорить, что ты все знал, – краснея и опуская глаза, тихо проговорил Форфан. – Ни я, ни дядя тебя не выдадим.
– Нет.
Донахтир решительно покачал головой.
– Теперь не могу. Теперь это будет трусливой ложью ради себя самого. А я не позволил бы себе такого, даже будучи простым орелем, и, уж конечно, не стану этого делать сейчас. Я пока еще Великий Иглон! Так что не упрекай меня, брат. Лучше поддержи снова. И рука об руку мы встретим надвигающуюся грозу тверже, чем та скала, о которой ты говорил.
Смущенный Форфан не успел ничего ответить. В покои Правителя вернулся Ольфан с новым, не самым радостным известием. Он сообщил, что Лоренхольд еще не прибыл, а шум внизу был вызван ссорой между двумя рофинами.
Получилось так, что один из них прилетел, чтобы занять наблюдательный пост на вулкане, а другой как раз собирался на отдых. Перекинувшись парой слов о последних новостях, оба обнаружили, что воспринимают происшедшее совершенно по-разному. Первый считал Нижних орелей убийцами, которых следовало наказать, а второй, напротив, винил во всем Лоренхольда, затеявшего ссору, толком ни в чем не разобравшись. Он считал поселян мирным и несчастным, из-за неумения летать, народом, не способным совершить убийство.
Оба начали отстаивать свои точки зрения и, чем дальше, тем яростнее. Стражи дворца, орели, пролетающие мимо и стоящие на площади в ожидании Лоренхольда, проявили к ссоре живейший интерес. Очень скоро разросшаяся толпа зевак раскололась на две враждебные части, каждая из которых считала верной только свою позицию и ни в какую не соглашалась с другой.
Появление Ольфана немного разрядило обстановку, и страсти поулеглись, но вид ругающихся орелей расстроил бывшего Иглона чрезвычайно.
С тяжелым сердцем возвращался он к Правителям, между которыми тоже не все было ладно. Но перемена, произошедшая с братьями, сразу бросилась в глаза. Взгляд Донахтира обрел прежнюю прямоту и ясность, а смущенный Форфан, слушая рассказ дяди, несколько раз посмотрел на Великого Иглона с прежней преданностью и любовью.
– Что ж, – вздохнул Донахтир, когда Ольфан закончил, – все это очень печально. Мы с Форфаном, как раз говорили о том, что Иглонам теперь, как никогда, необходимо сплотиться. Полагаю, нужно немедленно послать за братьями, а Лоренхольда с товарищами до их прибытия попросим погостить во дворце. Здесь они все подробно расскажут и ответят на вопросы, которые неизбежно возникнут. Надеюсь, ситуация не такая уж и страшная, и мы сумеем убедить молодых людей, что крайние меры нежелательны. Не глупцы же они, чтобы не понимать – сейчас важнее всего восстановить согласие между орелями. И, если нам удастся успокоить Лоренхольда, то, с его помощью, мы найдем способ успокоить и тех, кто требует расправы над поселянами.
Форфан согласно кивнул, а Главный Страж дворца низко поклонился племянникам.
– Рад, что между вами снова понимание, – сказал он с облегчением. – Я немедленно пошлю рофинов в остальные Города, а сам, пожалуй, полечу навстречу Лоренхольду. Как бы он не наболтал лишнего по дороге.
– Братьям ты тоже расскажешь про Старика? – спросил Форфан, когда дядя скрылся за дверью.