– И ты веришь им?! – перебил его Лоренхольд. – Неужели любовь к поселянке так тебя захватила, что затуманила твой разум? Они же завидуют нам, и, кто знает, может быть, втайне ненавидят! Тихтольна просто убили, а с такими, как ты поступят по-другому: заманят в свои сети и превратят в бескрылых, как они сами!
– Неправда! Нижние орели всегда были добры к нам!…
Клиндорг хотел еще что-то сказать, но тут снова раздался голос Торлифа:
– Нижние орели! – издевательским тоном передразнил он. – Нижние! Вы слышали, жители Гнездовища, какое прозвище они нам дали?! Мы, конечно, вроде бы орели, но нижние! Ничтожные! Не умеющие летать существа, которые ползают где-то под ногами истинных орелей, живущих в великолепных городах в поднебесье и снисходящих к нам в знак особой милости! А мы «были добры к ним»! Просто добры! Не равны, нет, об этом речи не идет! Всего лишь забавный народец и жалкое подобие подлинности! «Ну надо же, и это вы делаете, как мы!…», – уверен все из вас слышали такое неоднократно от наших гостей, и я удивлен, почему до сих пор мы это терпели!… Но теперь довольно! Блистательные орели высказались достаточно ясно! Думаю, все мы понимаем, что в Гнездовище им больше не место, как и нам, таким ничтожным, не место на их Сверкающей Вершине!
– Согласен! – громко заявил на языке поселян страж Нижнего Города. – Потому улетаю сию же минуту!
Он в двух словах перевел тем, кто не все понял, слова Торлифа и расправил крылья.
– Отлично! – воскликнул Лоренхольд. – Мне нечего возразить! Но сначала я заберу сестер. Они ни на мгновение здесь не задержатся!
– Верно! – подхватил страж. – И всех остальных, кто еще ничего не знает, тоже нужно забрать!
Бросив надменный взгляд на поселян, орели плавно поднялись в воздух и полетели, кто куда. Некоторые – с Лоренхольдом, а остальные – к знакомым гнездовинам, где еще оставались их сородичи. Поселяне хотели, было последовать за ними, но Торлиф не дал.
– Пусть улетают, – сказал он. – Я буду очень рад, если больше никогда не увижу в Гнездовище ни одного из этих большекрылых гордецов!
Он насмешливо глянул на Клиндорга, одиноко и потерянно стоящего на том месте, с которого только что разлетелись орели, и ушел.
А вскоре над Гнездовищем поднялась целая стая Летающих, которая плавно, с большим достоинством, набрала высоту и потянулась в сторону Сверкающей Вершины. Через мгновение от неё откололась небольшая группка во главе с Лоренхольдом, чтобы взглянуть на страшный тайник на скале, и в поселении остались лишь те немногие, которые успели завести семью.
Печально сидели они в гнездовинах, держа за руки своих избранников, и не знали, какими словами утешить друг друга.
* * *
Лоренхольд был так взбешен отказом сестры лететь с ним, что не сразу нашел нужное место. Но, когда орели опустились на площадку, где в пещерке лежало тело Тихтольна, его гнев вернулся в прежнее русло.
Лоренхольд смотреть на брата ещё раз не стал, лишь задумчиво стоял в стороне пока его коленопреклоненные сородичи, накрывшись крыльями, словно шатром, говорили, каждый по-своему, как они скорбят по Тихтольну.
«Прости, брат, – шептал он сам себе, – прости, что не стою сейчас с другими. Но сначала я должен решить, как отомщу за тебя, а потом ты узнаешь всю боль моего сердца, которая не утихнет до самой смерти!».
На всякий случай Лоренхольд решил поискать останки того камня, которым прежде был укрыт вход в пещерку, но, увы, нашел всего лишь мелкие обломки с ничего не значащими фрагментами слов.
– Лоренхольд! – позвал сверху страж Нижнего Города. – Оставь это, нам нужно решить, что делать дальше.
Орели уже завершили скорбный ритуал, заложили поплотнее могилу Тихтольна найденными вокруг камнями, и теперь понуро стояли на площадке.
– Меня зовут Тористин, – сказал страж, протягивая Лоренхольду руку, – и будь я трижды проклят, если мы оставим это злодеяние безнаказанным! Сейчас самое время лететь к Великому Иглону и просить его покарать виновного, кем бы тот ни оказался!
– Виновен, скорей всего, сбежавший мальчишка, – сказал Лоренхольд. – Все указывает на это. Он видел нас с Тихтольном, забрал наши сосуды, но потом забрал их и из своей гнездовины. Раньше я считал, что он хотел отнести еду Тихтольну, которого неизвестно зачем прятал от своих сородичей, но теперь уверен – мальчишка просто уничтожал все следы нашего пребывания здесь!
– Плохо! – нахмурился Тористин. – Мальчишка улетел уже давно, и теперь его не найти…
– Улетел ли, – усмехнулся Лоренхольд. – Куда? Без еды и питья искать детей Дормата неизвестно где?…
Он заметил удивление на лицах орелей и вкратце пересказал им то, что узнал от Сольвены о предсказании, о якобы помешательстве Нафина и его отца на поисках детей Дормата и об украшении Тихтольна, найденном в тайном убежище под скалой. Заодно он поведал и о своей находке на заднем дворе древней гнездовины, в которой жил Старик и высказал предположение, что мальчишку просто прячут.
Орели молча переглянулись. В том, что произошло убийство, никто больше не сомневался. Мотив был очевиден. О пещере Генульфа многие слышали от поселян, но те уверяли, что записи безвозвратно погибли. Теперь же выясняется, что кое-что уцелело и старательно скрывается! А раз в поселении были орели, всерьез относящиеся к странноватому предсказанию, то, что им мешало так же серьезно относиться и к сокрытию тайны, в Генульфовых записях? Настолько серьезно, что ради этого они не остановились даже перед убийством!
– А теперь представьте себе, – продолжал Лоренхольд, – что в своей пещере Генульф указал куда таинственные облака унесли нерожденных детей! Представьте, что малютки все же родились, более того – выжили! А может быть даже.., нет, это уж совсем невероятно.., хотя.., как же я раньше-то не подумал! – Лоренхольд вдруг схватился за голову. – Старик – сын Генульфа и до сих пор живет! Что если и дети Дормата до сих пор живы?! А Старик, верный заветам отца, не желавшего, чтобы правили наследники его брата, хранит в тайне местоположение законных правителей?! Он будет ждать их смерти и только потом умрет сам! Видимо причина, по которой Генульф решился на свое преступление, настолько ужасна, что о ней не должен знать ни один орель со Сверкающей Вершины! Но одному нести подобное бремя тяжело. Или Старик не был уверен в собственном долголетии, потому готовил себе смену – сначала отца мальчишки, а потом и его самого. По указке Старика эти несчастные рылись в Обвале, чтобы ни одно слово из пещеры Генульфа не осталось не припрятанным, а глупое, малопонятное предсказание было выдумано, чтобы как-то обосновать эти раскопки. Они могли застать Тихтольна за чтением текста с того камня, который я по несчастию разбил, и убить. Потом Старик велел мальчишке спрятаться, а его исчезновение объяснил все тем же предсказанием!…
– Не знаю, не знаю, – Тористин задумчиво потер подбородок. – Все это немного странно. Зачем Генульфу вообще понадобилось оставлять какие-либо записи, если он не хотел, чтобы их прочитали?
– Трудно сказать. Возможно, он оставил объяснения для тех, кто придет после его сына. Генульф ведь не знал, что Старик проживет так долго. Потому и выбрал отдаленную пещеру внутри хребта, которую легко было бы охранять, а при необходимости завалить навеки! Но невероятный удар молнии разрушил его планы, и Старику ничего другого не оставалось, как собрать и перепрятать то, что удалось найти.
Тористин некоторое время молчал, размышляя, а потом повернулся к остальным.
– Я начинаю думать, что Лоренхольд прав, – сказал он. – Убийство очевидно, мотив имеется, доказательством чего служат обломки пещеры, укрываемые Стариком, да и пропавший мальчишка… Куда он мог улететь? На Сверкающей Вершине чужаков не появлялось, а в заснеженных горах и, тем более, на земле, орелю не выжить. Он прячется где-то здесь. Может быть, в гнездовине самого Старика, там ведь никто никогда не бывал…