Ученик: Как же так получается: в Интернете бренд «Школа злословия» присутствует, и притом – в самом широком ассортименте, но вне какой бы то ни было связи с названным Вами именем. Как прикажете это понимать?
Учитель: Как интеллектуальное пиратство.
Ученик: А как Вы полагаете, не странно ли, что «Школа злословия» существует уже много-много лет, а Школы добрословия, в которой у нас с Вами сейчас проходят занятия, до сих пор не было?
Учитель: А что, собственно, Вас тут смущает?
Ученик: Что? Хроническое наличие «Школы злословия» и, соответственно, хроническое отсутствие Школы добрословия – вот что!
Нельзя же, в самом-то деле, Школой добрословия считать «этическую» систему Альфонса Габриэля Капоне (сокращенно – Аль Капоне), провозгласившего еще до помещения его в специфическое помещение под названием Алькатрас: «С помощью кольта и доброго слова можно сделать значительно больше, чем только добрым словом»!
И: не следует ли понимать все это как то, что Зло лучше Добра?
Или, по крайней мере, как то, что оно заслуживает большего внимания, чем Добро?
И, наконец: если это, все же, следует понимать именно так, то почему именно это так? Ведь к Добру, а не ко Злу стремится человек, не так ли?
Учитель: Ни ослу, ни барану, ни свинье, ни козлу не присуще стремление ко Злу. Оно – исключительная прерогатива козлобородого, рогоголового и – при том – человекоподобного.
Ученик: Вы имеете в виду…
Учитель: Смелее! Не бойтесь называть его по имени: Дьявол, Сатана, Люцифер, Вельзевул, Вий, Шайтан, Шиву, Анхра-Манью, Ака-Мана, Друдж, Айшма – он от этого не материализуется.
Ученик: Вы уверены? Почему же тогда не рекомендуется упоминать его имя всуе?
Учитель: От страха. Как сказал в свое время Аристотель, «страх есть ожидание зла» («Никомахова этика. Книга третья»), а тот, кого мы сейчас назвали разными его именами, и есть – по сути своей – сгусток страхов человеческих, вместилище представлений человека о Зле. Говоря словами небезызвестного, хотя и небессомнительного графа (?) Калиостро, «чувственной идеей» Зла.
Ученик: Позвольте, но тот же, как Вы его назвали, «граф (?)» говорил о материализации чувственных идей, не так ли?
Учитель: «Материализация чувственных идей» отдельно взятым индивидом – не более чем шарлатанство авантюристов и шулеров, «катал» и «кидал», проходимцев и лжепророков.
Ученик: А не-отдельно взятым?
Учитель: А «не-отдельно взятым» – вполне осязаемая реальность.
Ученик: Как прикажете сие понимать?
Учитель: Так, что «идея становится материальной силой, как только она овладевает массами».
Ученик: Насколько я понимаю, это – цитата?
Учитель: Безусловно.
Ученик: Интересно было бы пообщаться с автором этой идеи!
Учитель: Увы, сие возможно лишь виртуально: автор умер. Довольно давно – 14.03.1983-го года. Оставив после себя лишь его мысли как информацию к нашему размышлению.
Ученик: В таком случае у меня вопрос к Вам как к полномочному представителю неназванного Вами и ныне уже не живущего автора: почему «массами»?
Учитель: Простите?
Ученик: Ну, почему было не сказать, например, «идея становится материальной силой, как только она овладевает народом»?
Учитель: А чем Вам, собственно говоря, не нравится слово «масса»?
Ученик: Тем, что оно ассоциируется с пренеприятнейшими, мерзопакостнейшими аморфными или коллоидными субстанциями, ну, в общем, Вы понимаете, о чем я говорю…
Учитель: Понимаю, и разделяю Вашу брезгливость к субстанциям подобного рода.
Ученик: Вот и чудненько! Вот и славненько! Тогда давайте быстренько поменяем слово «массами» на слово «народом», и все у нас будет, как говорится, О. К.!
Учитель: Не будет.
Ученик: Чего «не будет»?
Учитель: «О-кея».
Ученик: Это же почему так?
Учитель: Потому, что, как известно еще со времен Ходжи Насреддина, сколько ни говори слово «халва», во рту от этого слаще не станет.
Ученик: То есть?
Учитель: А то и есть, что неблагозвучная и неблагодельная «масса» не станет благозвучным и благодельным «народом» оттого, что ее назвать по-иному.
Ученик: Уфф! Давайте все по порядку.
Учитель: Давайте.
Ученик: Народ – это совокупность людей?
Учитель: Скорее – общность.
Ученик: Допустим. А масса людей – тоже их общность?
Учитель: Тоже.
Ученик: Тогда в чем же разница между «массой» и народом?
Учитель: В том, какая идея овладевает общностью людей.
Быть или не быть общности людей народом определяется сущностью овладевшей ею идеи.
Ученик: Но идеи же рождаются из жизни!
Учитель: Все рождается из жизни. Или – из предшествующего ей существования. Даже – смерть. В том числе – и идеи. Но идеи, рожденные жизнью, овладев умами и душами людей, возвращаются к жизни: либо – обогащая ее и облагораживая их, либо – омертвляя ее и убогощая их.
Ученик: Нет такого слова: «убогощение»!
Учитель: Отсутствие слова – явление врéменное. Сегодня слова нет, завтра – будет.
Жизнь людей рождает их слова.
Если в жизни действительно зачастую происходит процесс превращения человека в убогое существо, то раньше или позже, но обязательно появится и слово, выражающее этот процесс.
Ученик: А что такое «убогий»? Это тот, кому не удалось оказаться у Бога за пазухой или у кого не получилось ухватить Бога за бороду?
Учитель: За пазухой у Бога можно оказаться только Божьей милостью. Как говаривали в свое время венценосные монархи: «Мы, Божьей милостью король…» (далее следует название страны, см. глобус).
Схватить Бога за бороду, как правило, удается тому, кто исповедует принцип: «На Бога надейся, а сам не плошай».
Убожество же есть человекообразное существо, стремящееся свалить всю ответственность за свою собственную несостоятельность на других, будь то люди или жизненные обстоятельства, злой Рок или несправедливая Судьба, Божья Воля или происки Сатаны (Дьявола, Шайтана и иже с ними).
Ученик: Значит, народ не может состоять из убогих?
Учитель: Из убогих может состоять только убогое, то есть, масса.
Ученик: Позвольте, но ведь есть же люди, обделенные самыми необходимыми возможностями от рождения или в силу определенных жизненных обстоятельств, и они требуют снисходительного отношения к себе! Нельзя же, в конце-то концов, называть этих несчастных убогими!
Учитель: Конечно, нельзя. Нельзя всех не наделенных всяческими благами называть ни убогими, ни несчастными.
Ученик: Почему нельзя называть их несчастными?
Учитель: Потому что не все они таковы.
Ученик: А каковы же они, по-Вашему?
Учитель: Разные. Есть – сдавшиеся под ударами беспощадных, безжалостных, немилосердных обстоятельств. Они – действительно несчастные и убогие. А есть – выстоявшие. И – преодолевшие.
Ученик: Странные вещи Вы говорите! Как можно выстоять, если у Вас, например, извините, нет ног? Или, если они есть, но парализованные?!
Учитель: Так, например, как сделал Франклин Делано Рузвельт, двадцать последних лет своей жизни прикованный к инвалидной коляске, и за эти годы успевший четырежды стать президентом своей страны, которая именно ему обязана – ни много – ни мало своим чудесным превращением из велико-депрессивной в велико-процветающую.
Так, например, как это сделал летчик Алексей Маресьев, потерявший на фронте ноги, но не силу духа, и ставший безногим летчиком-истребителем.
Человек становится либо – не становится сильным духом вне зависимости от того, по какую сторону какого океана он был рожден.
Ученик: Простите, но Вы говорите исключительно об исключениях! Как правило, все происходит совершенно иначе.
Учитель: В человеческом сообществе абсолютных правил не существует.
Ученик: Ого! Значит, правила человеческого сообщества можно нарушать?! Ура! Да здравствует анархия! А также – нигилизм, нудизм, деструктивизм и хаосизм! Что хочу, то ворочу! Вперед, к обезьяне! Так?
Учитель: Не так. Поведение обезьян в стае регламентировано намного жестче, чем это обычно представляется людям.