– Дорогая, вам, по‑моему, лучше вернуться к своему прежнему занятию – борьбе с мошенничеством.
– Пожалуйста, не называйте меня «дорогая», я не заслуживаю этой снисходительности.
А по‑моему, заслуживает. Я пропустила мимо ушей ее просьбу и продолжила:
– Конечно, мы с уважением отнеслись к желанию Зака видеть тело Джессики. Но дело в том, что этому желанию уже семь лет, так же как и жажде справедливости. Очень плохо, что Линч планирует избежать смертного приговора. Хуже уже быть не может, и все потому, что у вас не хватило мужества продавить верное, по‑вашему, дело.
– Принести вам еще что‑нибудь?
Коулмен и я одновременно рывком выпрямились, услышав голос: мы забыли, что сидим в ресторане. Не знаю, как долго уже Шери стояла рядом. Мы нахлобучили улыбки, которые, с точки зрения официантки, скорее напоминали злобные гримасы.
– Нет, счет, пожалуйста, – сказала я.
Шери собрала тарелки и удалилась.
– Вы не лучше Моррисона, – бросила Коулмен, скрестив руки и глядя на меня так, будто это худшее обвинение в ее арсенале.
– Чушь! – Единственное, что мне пришло на ум в этот момент.
Однако Коулмен это не прошибло.
– Так как все же насчет Флойда Линча? Что, если он невиновен в убийствах на Шоссе шестьдесят шесть?
– Невиновен? Коулмен… Он трахает мумий.
Все в помещении оглянулись на нас, и я поняла, что невольно перешла на «уличный» голос.
– Нет ни одного реального свидетельства того, что он убийца, а не элементарно нашел это тело. Мы не можем доказать, что он убил ту женщину из его грузовика. И вы собираетесь сажать за решетку на всю жизнь человека за надругательство над трупом? Само по себе омерзительное занятие, но это не является преступлением, караемым смертной казнью, – тихо договорила Коулмен.
Она была права. Людей осуждают на срок за преступления, а не за их натуру. В своей карьере мне приходилось говорить нечто подобное не один раз. Я смотрела на осанку Лауры, которую она умудрялась сохранять прямой, даже когда склонялась над столом, и ее натурально вьющиеся волосы, и ее профессионально скромные очки – и задавалась вопросом: а что, если проведенный ею анализ дела демонстрирует такое же совершенство, то же внимание к деталям?
– Вы принуждали его? Снабжали информацией? – спросила я.
– Клянусь, нет. Моррисон хотел, чтобы все шло правильно, поэтому мы делали видеозаписи всех допросов. Проверьте.
– Тогда, как думаете, почему он сознался? – Опыт подсказывал, что всякий раз такое происходит по какой‑то чертовски убедительной причине.
– Этого я пока не знаю, – вздохнула Коулмен.
– А вы его спрашивали?
Пока я задавала вопросы, она снова расслабилась и огрызаться как будто не собиралась.
– Линч придерживается своей версии и, похоже, знает все детали. И, черт возьми, кажется, заучил роль наизусть. Все здесь. – Она похлопала по папке с материалами дела, вновь чуть сдвигая ее в мою сторону кончиком пальца с отличным маникюром, который она уж точно никогда не грызла. – Это не полный набор материалов по делу об убийствах, а только то, что, по моему мнению, важно для моих исследований. Пожалуйста, посмотрите… – Она сделала паузу, задержав на мне взгляд, и продолжила: – Особенно вот это видео. – Коулмен раскрыла папку и показала конверт с DVD, прилепленный к обложке изнутри. – Эта часть допроса не идет у меня из головы. Просмотрите ее, прежде чем пошлете меня подальше.
Я чуть затянула паузу, и Коулмен – ее самоуверенность как будто возвращалась – сказала:
– Понимаю, вы меня не знаете, а прошу я многого.