Я чувствовал, что все это уже звучит назойливо. Шеф поднялся, оттягивая пальцами подтяжки.
– Тогда ими займется полиция. И еще одно: нет никаких параллелей между смертью Юлле и памятной запиской о каком‑то там министре юстиции.
Я все еще не сдавался
– Предположим, что тот, у кого есть эти доказательства, хочет остаться неизвестным. Предположим, они могут достаться одной только «Утренней газете».
Шеф медленно направился к двери, чтобы открыть ее.
– Беда этой газеты в том, что ты туго соображаешь, – хмыкнул я.
Он с невозмутимой улыбкой взялся за ручку двери. По‑видимому, привык к такому упреку.
– С этим уж ничего не поделаешь, – сказал я.
Он нажал на ручку. И сказал:
– Не рассчитывай, что сможешь продолжать свою временную работу.
Вот зачем он меня вызывал. Это было все, чего он хотел.
Дать мне пинка под зад.
Я поднялся и пошел к двери, которую он все еще держал. И только на пороге недоуменно спросил:
– А в чем дело? Что‑нибудь не так с моими фото?
Позднее лето, суббота шведского журналиста. Что это такое, знаем лишь мы, временно исполняющие. Мы это познавали, пока пожизненно нанятые вкушали сваренных со специями раков, посиживая под цветными фонариками в саду.
Демонстрация на Сергельс торьпротив того или иного диктатора. В Королевском парке – школа народного танца. Чуть потертый рок‑идол на Грёна Люнд.А то и какое‑нибудь мероприятие с размахом вроде парада автомобилей‑ветеранов «За Швецию» на Йердетили выставки печек‑гриль на древесном угле – в защиту мира – на Лонгхольмен.
Мотаешься с задания на задание в репортажном автомобиле и спустя несколько суббот и воскресений начинаешь задумываться – а не прав ли был старик Спиро Агню,когда сказал: достаточно одного такого уик‑энда, чтобы знать, какие будут все остальные!
Стоишь на площадке Сергельс торь, самом насыщенном фотокамерами месте в мире, и удивляешься: почему оно должно считаться центром Швеции? Так и хочется, чтобы Мария‑органистканаконец собралась с силами и попробовала задушить шнуром своего микрофона какого‑нибудь ненавистника аятоллы, или чтобы Буссе Ларссоннаконец довыступался на сцене Королевского парка до того, чтобы у него лопнули штаны на заднице, или чтобы автомобили‑ветераны наконец все сшиблись на Йердет.
Вот это было бы нечто! Момент истины в самый разгар шведского выходного дня.
Раскрутив в голове все это до конца, обреченно и устало улыбаешься, потому что понимаешь, что как раз такие снимки произвели бы сенсацию – в рабочую субботу шведского журналиста.
Так что меняй пленку и старайся дальше. Швеции положено быть скучной летом в субботу, а «Утренней газете» положено добросовестно освещать эту скучищу.
Янне уехал со всеми пленками для первого выпуска, а я уселся поудобнее в яме для прессы перед эстрадой «Зеленки», где выступал очередной рок‑идол. Тут по крайней мере нет дождя.
Идет уже двенадцатый час. Я в цейтноте. Стою у одной из проявочных ванн в темной комнате, пытаясь высветить лицо рок‑идола. И не могу вспомнить, было оно у него или нет.
Зазвонил телефон. Гюн сняла трубку, там, за дверью, и сразу же пулей прошмыгнула через световой шлюз, взяла трубку здесь и сказала:
– Это тебя.
Я проорал «Иду‑у!», чтобы было слышно в трубке, а сам еще покачивал копию рок‑идола. Потом опустил ее в закрепитель, сполоснул руки, подошел к телефону и проворчал брюзгливое «алло».
Это был тот самый, молодой, ясный и решительный голос.
– Ты опоздал, – были ее первые слова.
Энергичная, как всегда.
– Я и секунды лишней не потерял.
– Он был мертв, когда ты приехал?
– Об этом я рассказывать не стану.
Она помолчала несколько мгновений.