– Huevon! – прошипел Зверь.
– Отвези меня на работу, – зевнул я.
Мне не повезло. Шеф оказался на месте.
Обычно‑то по субботам в «Утренней газете» работать приятно. Трудятся только журналисты. И выполнять надо только дневные задания.
Все маленькие шишки отдыхают, ведь важнее всего работать в будни, чтобы оберегать свои позиции. Все любящие выступать отсутствуют, ведь никаких совещаний не проводится. Все усердные карьеристы держатся подальше от редакции, поскольку карьеры куются в служебное время.
Но шеф был там. Он иногда приходил по субботам, чтобы, по его словам, расчистить письменный стол. Он вышел на порог своего кабинета и поманил меня указательным пальцем. По‑видимому, сегодня он собирался расчищать свой письменный стол моей персоной.
– Давай пошевеливайся, – сказал Тарн. – Он хочет, чтоб ты облизал этот палец.
– Иди в задницу, – отозвался я.
Шеф придержал для меня дверь в свой кабинет, как сторож в провинциальной церкви. Тщательно затворил ее, попробовал на всякий случай, хорошо ли закрыта, прошел к своему стулу, точно примерился к нему задом, уселся и откинулся на спинку. Лишь когда вся процедура была завершена, он взглянул на меня. Он хотел, чтобы его считали человеком обстоятельным и методичным. Его считали занудой.
Шеф сделал классическую карьеру. Пописывал, когда был студентом. Завершил учебу, стал работать политическим репортером – чтобы быть на «ты» с сильными мира сего. Возглавил на работе профсоюзную организацию журналистов – чтобы завязать хорошие отношения с газетными директорами. Уехал на несколько лет – работал корреспондентом, а затем был вызван домой и поставлен у руля. Читателей он называл «эта старушка Андерссон».
Теперь он взирал на меня и ждал, что я начну признаваться.
Я ухмыльнулся в его сторону и не издал ни звука. Он деликатно переменил позу. Наклонился над письменным столом, взял нож для разрезания бумаг и стал что‑то с ним вытворять – все в соответствии со стандартным планом проведения заковыристых заседаний. Отхаркался. Под конец прищурился, глянув на меня уголком глаза, и сказал:
– Я нахожу проблемы сотрудничества особо щекотливыми.
– Хорошо, что у меня их нет, – радостно ответил я.
Он кисло скривился.
– Ко мне обратился Билл Свенссон.
– Тут нет никакой проблемы сотрудничества.
Он вдруг указал на меня ножом для бумаг.
– У нас в «Утренней газете» двести пятьдесят сотрудников и тридцать фотографов. Уже цифры говорят о том, что более высокие требования в смысле дисциплины надо предъявлять фотографам. Кроме того, – разрезальный нож выписывал в воздухе вензеля, – задания выполняют сотрудники. Фотографы с ними сотрудничают.
Он крутанул башкой, чтобы фиксировать меня уголком другого глаза.
– Ты журналист? – спросил я, прежде чем он успел продолжить выступление.
– Разумеется. – Он был явно оскорблен.
– Почему ты не спросишь сначала, что произошло?
Разрезальный ножик замер.
– Я знаю, что произошло.
– У тебя есть версия сотрудника Свенссона о том, что произошло. Ничего другого у тебя быть не может.
Он положил нож и откинулся на спинку стула. Я решил, что он готов выслушать мою версию.
– Это было дутое задание, – сказал я. – Ты обедал с членами правления, и тебя обманул какой‑то директор по рекламе. Ты передал в редакцию исходные данные, которые ни на чем не основывались, а у Бронко Билла не оказалось ни характера, ни ума, чтобы все это похерить.
И тут на меня навалилась усталость. Вспомнил, как Юлле улыбнулся и кивнул: Бронко Биллу не место в этой профессии.
Шеф воспользовался паузой:
– А «Экспрессен»это напечатала.