– Послушай меня, Анна! Ты должна вернуться ко мне! Все может быть по-другому, поверь.
– Как «по-другому»? Юра, милый, пойми, я не хочу возвращаться в прежнюю жизнь. Кто я? Актриса, время которой уходит. Что значат все эти премьеры, закулисные интриги, фуршеты? Ни-че-го! Это не Россия. В Севастополе я была первой, примой! Ах, какие это были времена! Сколько поклонников, сколько цветов! Ты помнишь? А здесь? Все временно. А я хочу стабильности, уважения, денег, в конце концов! Сколько таких как я, нынче в Париже? Тысячи! И все мечтают о сцене, о славе. И все мы здесь – чу-жи-е!
– Хорошо, брось театр, брось Париж! Поедем со мной!
– Бросить Париж?! – Изумилась Соровская, а потом устало добавила: – Уехать с тобой? Куда, Юра?
– Не знаю. В Англию, в Америку. Да куда угодно! Туда, где ты забудешь все!
– Никуда я с тобою не поеду. У тебя нет денег.
Солов отпрянул от нее.
Вот значит как, нет денег?! И это – главное для нее?! Куда катится этот чертов мир?!
Он схватил ее за руку, притянул к себе. Анна Сергеевна побледнела.
– Нет денег?! – Прошептал он. – Это для тебя так важно, да? Я найду деньги, и тогда мы посмотрим! – Он резко повернулся и выскочил из кафе. Анна Сергеевна перевела дух и вернулась к Раженским.
– Юрий Михайлович извиняется, что покинул нас. Вы что-нибудь решили?
– Завтра надо справить панихиду по отцу. Вы поможете нам?
– Конечно, Оленька, конечно помогу.
Глава 3
Тот, кто не видит, как меняются декорации, кто не умеет или не хочет почувствовать острия тысячи иголок, имя которым мгновения, кто не в силах осознать, что нет ничего постоянного, тот обречен ничему не удивляться, оставаясь тенью чего-то невостребованного жизнью.
Начиная с 1918-го, каждый год становился историческим для России.
1922 – образование СССР.
1924 – смерть Ленина, и начало бескомпромиссной партийной борьбы между Сталиным и Троцким.
На идеи Троцкого ставится клеймо мелкобуржуазного уклона.
В эти годы подвергся резкой критике и гонениям НЭП.
1925 – Сталин у власти. Начало коллективизации и репрессий.
Троцкий проиграл! Этот человек, со множеством недостатков и достоинств, великолепный оратор, один из создателей Красной Армии, не смог противостоять изворотливому и хитрому уму Сталина.
В 1927 году Троцкого исключат из партии и вышлют сначала в Алма-Ату, а чуть позже за границу.
Сталин боялся этого человека, быть может, единственного, к кому он испытывал это чувство.
А в Европе в эти годы происходил расцвет русской эмиграции. Многие наконец-то поняли: у новой России нет пути назад! Надежда вернуться превращалась в ностальгию.
* * *
Англия 1925 год.
Через год после известия о смерти отца, Антон женился. Ричард Говард согласился на брак своей племянницы, Алисы Дейн, и дал ей в приданое небольшое поместье в восьми километрах к востоку от Саутенд-он-Си, куда молодожены и переехали.
Миссис Дортфал была счастлива, но переезд Антона ее огорчал.
– Не забывайте меня, Энтони, – сказала она на прощание. – Заезжайте в гости, я всегда буду рада вам.
Тут она всплакнула, и Алисе пришлось ее успокаивать.
Поместье находилось недалеко от мыса. По вечерам, когда прилив гнал волны обратно в Темзу, бриз с Северного моря шумел в красивом саду.
Алиса тут же принялась хозяйничать в доме. Все ей было внове. Она радовалась каждой мелочи как дитя. Домашние заботы ее не угнетали. Она даже смогла найти время в плотном распорядке дня для посещения женского клуба.
А по вечерам… Ах, эти вечера!
В банке дела Антона шли в гору. Говард, получивший в распоряжение основной капитал семьи Раженских, мог вздохнуть свободно. Начало Великой Депрессии в США, грозившей затронуть земли Альбиона, теперь не внушало ему серьезных опасений.
Небольшая размолвка между Робертом Дейном и Антоном растаяла, не оставив после себя и следа. Это произошло сразу после возвращения Дейна из загадочной поездки в Европу.
Но за этим, вполне благополучным фасадом скрывались темные пятна. Как бы удачно не складывались обстоятельства в жизни Антона, было еще одно, не дававшее покоя его мыслям. Брат и сестра. Он не знал, где они. Через некоторое время после возвращения Дейна, Говард перевел куда-то большую часть денег со счета Сергея. Это обеспокоило Антона. Утверждение Говарда, что таково желание самого Сергея, только усилило обеспокоенность. Почему Сергей не обратился непосредственно к нему? Что заставило брата так поступить, и почему он не пишет? По поводу этого можно было обратиться к самому Говарду, но вряд ли он нарушит конфиденциальность банковских операций. Да и гордость Антона не позволяла ему задавать подобные вопросы. Если Сергей посчитал нужным не посвящать брата в свои дела, – так тому и быть.
Такие размышления не успокаивали. Все чаще Антон думал о том, что все могло бы быть иначе, если бы не…
«Если бы не»… Оно живет незаметной серенькой тенью в нашей жизни, выходя на свет в не самые лучшие моменты оной. «Если бы все могло быть иначе!» Оно приносит елей нашей измученной душе, заставляя жить в никчемных сожалениях и лживой надежде. Что толку говорить о том, что могло бы БЫТЬ, но не ЕСТЬ?
Но слаб человек, и душа его нуждается в подобном самообмане. Это мостик между реальностью и тайными желаниями души. Разница между потенциальными возможностями человека и спросом, предлагаемым жизнью. Чаще всего мир отделывается молчанием, не замечая потенциал человека. И тогда нам кажется, что неровности мира начинают нас раздражать и давить. Но ведь это происходит только тогда, когда мы САМИ становимся неровными по отношению к миру. Когда мы начинаем под него подстраиваться, извиваясь всем своим существом, лишь бы быть в гармонии с окружающим!
Чушь! Неровности мира, естественные в своей сути, имеют размер горошины. Мы же выращиваем их до размеров горы. Когда происходит подобное, начинаем сожалеть: – «ах, если бы все было иначе…»
Для чего? Ради уюта?! Пребывать в своем маленьком удушливом мирке, дрожа от страха, что кто-то проникнет в него как враг, или и того хуже – как друг, это ли уют?! Да и нужен ли он тем, кто сам дошел до черты?
Если бы не…
Переживаниям мужа Алиса не придавала значения. Они были не столь явно видны, пока однажды Роберт не привлёк ее внимание, указав на некую странность.
Был долгий декабрьский вечер. Распорядившись по поводу ужина, Алиса с нетерпением ожидала гостей. Муж позвонил с работы после обеда и сказал, что сегодня вернется чуть позже обычного и с гостями. На вопрос жены, кто же именно будет в числе приглашенных, он рассмеялся. Ответил, что это сюрприз. Алисе ничего не оставалось, кроме как гадать, кто же их сегодня посетит.
Обычно к шести вечера Антон был уже дома. Но вот часы пробили семь, а его все не было. Алиса не волновалась, – муж предупредил, значит, ничего серьезного не случилось. В половине восьмого, когда она все же начала нервничать, во дворе раздался шум подъехавших автомобилей. Алиса оказалась у дверей раньше прислуги.
– Разве так можно?! – Напустилась она на мужа. – Ты предупредил, что задержишься, но не настолько!
– Успокойся, милая, принимай гостей!
Антон уступил дорогу и Алиса воскликнула:
– Боже, Роберт! О, и дядя тут! И как это вам взбрело в голову навестить свою племянницу? – Она улыбнулась гостям.
Говард обнял Алису.
– Это все твой муж. Он целый месяц уговаривал меня приехать.
– А мне ничего не говорил. – Алиса взглянула на мужа.
Сюрприз Антона удался. С самой свадьбы она не видела Говарда. Роберт тоже не часто навещал сестру. Этот визит оказался как нельзя кстати.
– Джентльмены, прошу вас. Алиса, как насчет горячего чая? Мы немного озябли.
– Не волнуйся, сейчас все будет. Поли, – она обратилась к служанке, – прими одежду, и распорядись на кухне, чтобы подавали.
После ужина, за которым Алисе немного взгрустнулось, ибо мужчины кроме как о банковских делах больше ни о чем не говорили, все устроились в большой гостиной.