А потом, вместо того чтобы признаться в этой трусости, я заставил солдата прикрыть меня… – Брэндон сглотнул еще раз, и было видно, как ему больно; голос его охрип. – Что моя жена, которая и так уже много страдала, будет полностью раздавлена, а моему сыну придется от меня отречься, иначе его карьере придет конец. – Балантайн с отчаянием посмотрел на Шарлотту. – Клянусь Богом, что все это ложь от начала и до конца!
– Я вам верю, – спокойно сказала миссис Питт, стараясь успокоить своего друга. Глубина его горя оказала на нее странное влияние: она решила бороться за него до последней возможности и не сдаваться даже после того, как все возможности будут исчерпаны. – Вы не смеете показывать ему, что он победил, – продолжила она убедительным тоном. – Если только это не понадобится нам с точки зрения тактики, чтобы выманить негодяя из его норы. Но сейчас я еще не понимаю, как это можно будет использовать.
Генерал тронулся вперед. Они прошли мимо нескольких групп людей, которые весело разговаривали и смеялись: женщины были одеты в широкие юбки с низкими корсажами, шляпки их были украшены цветами и перьями, а мужчины были в летних костюмах. Вдоль тротуара непрерывным потоком двигались экипажи.
Наконец они нашли дом, где жил Элиотт, – но только для того, чтобы услышать, что он умер два месяца назад от почечного заболевания.
Затем Брэндон и Шарлотта перекусили в маленьком тихом ресторанчике, всячески стараясь развеселить друг друга, а после направились на подземке на другой конец города, в Вулвич, где жил Сэмюэль Холт.
Для миссис Питт это было настоящее приключение, хотя она уже слышала о подземной железной дороге от Грейси. Подземка вызвала у Шарлотты клаустрофобию, а шум в ней был просто невозможен. Поезд мчался по длинным тоннелям, похожим на трубы, и грохотал, как тысячи листов железа, одновременно упавших на тротуар. Однако добрались они до места очень быстро и вскоре выбрались из-под земли на мягкий влажный ветерок, к северу от реки, всего в двух улицах от дома Холта.
Он был очень рад увидеть их, хотя и не мог встать со своего кресла, за что несколько раз попросил прощения – старые раны и ревматизм лишили бывшего военного возможности ходить самому. Но когда гости стали задавать свои вопросы, Сэмюэль сразу же твердо сказал, что принимал участие в Абиссинской экспедиции и очень хорошо все помнит. Чем же он может им помочь?
Шарлотта и Балантайн сели в предложенные кресла.
– Вы помните штурм багажного вагона на равнине недалеко от Ароги? – нетерпеливо спросил генерал, даже не пытаясь скрыть свою надежду.
– От Ароги? Ну конечно, – Холт кивнул. – Ужасный был бой.
– А помните вы небольшую группу военных, которые ударились в панику, когда раздались выстрелы? – подался вперед Балантайн.
Хозяин дома надолго задумался. Его голубые глаза подернулись дымкой, как будто перед его взором вновь встали равнины Абиссинии: голубые небеса, сухая земля и разноцветные мундиры воюющих солдат.
– Ужасный был бой, – снова повторил ветеран. – Там много людей полегло. Никогда не надо паниковать. Это худшее, что можно себе представить.
– А меня вы помните?
– Вы – Балантайн, – произнес Холт с видимым удовольствием, слегка прищурившись.
– Вы помните, как я вернулся к раненым? – с надеждой спросил генерал. – Моя лошадь пала. Меня выбросило из седла, и я очухался только минуты через две. Помог встать Мандерсу. У него была пуля в ноге. А вы в это время занялись Смитом…
– Ах, ну да… Смит. Конечно, я помню, – Сэмюэль посмотрел на Брэндона с широкой обезоруживающей улыбкой. – Так чем я могу помочь вам, сэр?
– Вы все это помните?
– Ну, конечно.