– Действительно. Прошу прощения. – Лицо военного напряглось. – Это непростительная ошибка. Просто я очень много думал о нем после того, как вся эта грязь была напечатана. Бедняга… – По телу Брэндона прошла судорога. Он распрямил плечи и несколько раз напряг и расслабил мускулы, как будто хотел согреться, несмотря на жаркое солнце. – Я навестил его. Хотел ему сказать… не знаю… наверное, то же, что хотели сказать мне вы, когда пришли в первый раз. Что я все равно считаю себя его другом. Что я не верю во все эти обвинения. Но не знаю, поверил ли он мне.
Перед ними пробежала собака с палкой в зубах.
– Может быть, мне надо было набраться смелости и сказать ему, что я тоже жертва этого же шантажиста, но я так и не решился рассказать – даже ему, – в чем меня обвиняют. И поверьте, мне это в себе совсем не нравится. Думаю, что надо было решиться. Наверное, я боялся, что если скажу правду, то он мне не поверит. – Генерал повернулся и встал перед Шарлоттой. – Вот ведь в чем дело. Я больше ни в ком не уверен. Я не верю там, где мне это не пришло бы в голову еще месяц назад. Люди предлагают мне свою поддержку, дружбу, сочувствие, а я смотрю на них и не верю. Везде стараюсь найти грязные и низкие мотивы, еще и еще раз анализируя замечания, которые были сделаны абсолютно невинно. Ищу пятна на всем том хорошем, что было в моей жизни…
Стоя рядом с ним в ярком солнечном свете, миссис Питт могла только крепче сжать его руку. Перья ее шляпки колебались на воздухе – казалось, они вот-вот могут коснуться щеки генерала.
– Вы должны думать не только о вашем физическом, но и о душевном здоровье, – сказала женщина, и ее слова прозвучали очень мягко. – Ведь вы же знаете, что всё не так, как вы себе представляете! Надо лучше думать о людях. Мы не так уж доверчивы и кровожадны. – Шарлотта заставила себя улыбнуться. – У вас есть всего один враг, о котором мы знаем, но и он сам не верит в свои обвинения. Потому что знает вас.
Локон, вырванный ветерком из ее прически, упал ей на лоб.
– Спасибо вам.
Генерал теперь говорил еле слышно, чуть громче, чем дышал. Затем он поднял руку и убрал локон туда, где тот и должен был быть, – под край шляпки тетушки Веспасии. Этим единственным жестом Балантайн полностью выдал себя, и он знал это. Но в тот момент, под жарким солнцем, это не имело для него никакого значения. Может быть, в будущем такое уже никогда не повторится, но сегодня навсегда останется у них в памяти.
Шарлотта почувствовала нежность и боль и поняла, что она стала невольной причиной ужасной неосторожности со стороны генерала, и с этим ничего уже нельзя поделать – прошлого не вернуть.
Совсем недалеко от них засмеялась женщина с голубым зонтиком. Прямо перед нею носились друг за другом по траве два карапуза – и медленно, с наслаждением, покрывались грязью.
«Продолжай двигаться, как будто ничего не произошло, – мысленно обратилась к своему другу Шарлотта, – а главное – не молчи!»
– Я уже говорила, что тетушка Веспасия верит, что это может быть как-то связано с Африкой, – сказала она вслух. – Ситуация там очень нестабильна, а состояния делаются и теряются практически мгновенно.
– Ваша тетушка права, – согласился генерал, медленно двигаясь за Шарлоттой и возвращаясь мыслями к основной теме разговора. – По крайней мере, этим можно объяснить выбор жертв.
– Железная дорога Каир – Кейптаун? – предположила миссис Питт.
Какое-то время они обсуждали африканскую политику: Сесила Родса и продвижение на север, вероятность открытия больших залежей золота и алмазов, необъятные земельные просторы и конфликт интересов с другими европейскими государствами, особенно с Германией.