– Все это я знаю…
Питт сидел, откинувшись в удобном кресле. Комната была тихой, удобной и полной различных милых безделушек. На полках полицейский увидел книги, подобранные без всякой системы: о падении Византии, о китайском фарфоре, об истории русских царей – и рядом с этими изданиями стихи Данте и Уильяма Блейка. Там же стояла масса различных безделушек. На стене висела акварель Бонингтона, изображавшая морские корабли и имевшая, по-видимому, немалую ценность. В этой комнате она смотрелась очень к месту.
– Шантажистом может быть человек, который уже совершил противоправное действие, за которое его скоро будут судить, – продолжил Телониус. – И он может надеяться изменить ход правосудия в свою пользу. Возможно, другие жертвы стали невольными свидетелями этого преступления, сами того не желая, и теперь шантажист думает, что они могут отказаться от показаний под страхом разоблачения или что их показания могут быть скомпрометированы их собственным разоблачением.
Квейд внимательно посмотрел на Томаса; в глазах его ясно читался вопрос. Выражение лица этого человека говорило о мягкой и легко ранимой натуре, однако в его глазах был виден недюжинный ум и твердость. Только дурака мог обмануть его тихий голос и кажущаяся доброта.
– Я не смог найти связь, которая бы объединяла все известные нам на сегодняшний день жертвы, – пояснил полицейский. – Кажется, что у них нет ни общих интересов, ни общей истории в прошлом. Все они едва лишь слегка знакомы друг с другом, как и большинство из жителей Лондона, принадлежащих к одному социальному кругу. Ведь в городе ограниченное количество клубов для джентльменов, музеев, театров и ипподромов, одно Национальное географическое общество и одна опера. Все люди их круга появляются на одних и тех же общественных мероприятиях. Но еще раз повторяю, что, несмотря на это, я не смог найти у них общих интересов или каких-нибудь особенных общих знакомых.
– И ни от кого из них еще не потребовали денег? – уточнил Квейд.
– В этом я не уверен… – Суперинтендант подумал о Лео Каделле. – Возможно, что их потребовали у Каделла из Министерства иностранных дел.
Питт рассказал судье о своем разговоре с Парфенопой Таннифер и о той информации, которую она ему сообщила, а также о своем визите к Каделлу, во время которого тот все отрицал. Телониус молчал несколько минут, обдумывая услышанное.
На улице медленно угасал день. Поляна уже находилась в тени, а на небе появились золотые сполохи.
– Меня не покидает ощущение, что здесь кроется что-то гораздо большее, чем просто деньги, – прервала молчание Веспасия. – Деньги гораздо легче выбить постоянными угрозами, заранее сообщив способы оплаты. Здесь же этого не видно.
Томас повернулся на стуле и посмотрел на пожилую леди. В меркнущем свете ее лицо казалось очень печальным, хотя этот свет был гораздо снисходительнее к ней, чем яркий утренний. Он подчеркивал красоту ее лица, все еще утонченную, которой, казалось, не коснулись годы. В этом свете ее волосы выглядели золотыми, а не серебряными.
– Наверное, я с тобою соглашусь, – сказал наконец Квейд. – Демонстрация силы настолько бесстыдна, что, я думаю, от них попросят нечто совершенно неприемлемое для любого из тех, кого мы знаем, но к тому времени они будут настолько истощены постоянным напряжением, страхом и тревогой, что у них просто не останется сил на сопротивление. Они будут готовы выполнить все, чего у них ни потребуют, – даже те вещи, которые они бы, не задумываясь, отвергли в другое время.
– А меня удивляет, почему Брэндон, единственный из всех, – сказала леди Камминг-Гульд с напряженной гримасой, – был подвергнут такому экстремальному и, я бы сказала, драматическому давлению, как мертвое тело на ступенях его дома? – Она посмотрела по очереди на полицейского и судью.