Мало того, личная трагедия привела лучших русских людей к сознанию общественной опасности и сделала их истинно интеллигентными работниками, боровшимися против общественного бедствия «злонравия», избрав себе орудием религиозно-идеалистическую философию масонства.
Вот с этого-то момента масонство в России становится русским масонством, несмотря на иноземное его происхождение и иноземные формы, даже содержание его было всецело чужим, но оно было согрето русским духом проснувшегося национального самосознания и потому может быть по всей справедливости названо первым идеалистическим течением русской общественной мысли.
Русские масоны отзывались о тамплиерах чрезвычайно одобрительно: «Пышные церемонии рыцарства; кресты, кольца, эпанчи и родословные поколенья должны были произвести великое впечатление над нацией военной, в которой одно токмо знатное дворянство работами нашими занималось… Между нами такая воинская пышность не может быть неприятной, ибо все члены наши предводили батальонами и целыми армиями! Весьма приличествуют и кресты оные особам, которые в общежитии таковыми знаками чести; украшены, или которые ничего так жадно не желают, как получения оных». (Ешевский. Московские масоны восьмидесятых годов прошлого столетия. Соч., т. III, стр. 484.)
Поэтому ложи, принадлежавшие к тамплиеровской системе, нередко вырождались в те «шумные празднества».
Масонские системы
Настоящая история масонства в России начинается лишь в семидесятых годах XVIII века, когда одновременно возникают две масонские системы, пользовавшиеся крупным успехом. Ложи этих систем, — так называемых Елагинской и Циннендорфской (шведско-берлинской), — работали в этот период времени, главным образом, в первых трёх степенях «иоанновского» или «символического» масонства, преследовавшего цели религиозно-нравственного воспитания человека.
Здесь русские работали над приведением «дикого камня» (символ греховного человека) в «совершенную кубическую форму» (очищение от пороков), приобретали широкие сравнительно с прежними религиозные понятия, глубоко задумывались над вопросами веры и нравственности, упорной работой воспитывали в себе человека. Кажущаяся в наше время несколько бледной масонская мораль оказала благотворное влияние на общество, служа в то же время реакцией против модных течений западно-европейской скептической мысли.
По меткому сравнению П. Н. Милюкова, это «толстовство» XVIII века, с его проповедью личного самосовершенствования и «убегания зла», было первой идеалистической философией, распространившейся в широких общественных кругах и вызванной здравыми, жизненными потребностями пробудившейся общественной мысли.
Главная роль в этом периоде истории русского масонства принадлежит известному И. П. Елагину, которого нередко совершенно неправильно считают создателем особой масонской системы, близкой по традициям к первоначальной и чистейшей форме английского масонства.
Елагин стал масоном ещё в 1750 году, но до поры до времени, как и все, не видел в ордене ничего серьёзного и вскоре увлёкся модным «душепагубным чтением» безбожных писателей — «ансиклопедистов». Однако вскоре затем, беседуя с людьми «учёными и просвещёнными», он «к крайнему своему удивлению» нередко слышал далеко не лестные отзывы о своих учителях, которых они «весьма малыми и нередко заблуждающимися и почти ничего не знающими в любомудрии и мирознании учениками почитать осмеливались».
Так как эти «в науках знаменитые люди» оказались масонами, то Елагин стал раздумывать о том, нет ли в масонстве чего-либо «притягательного, а ему, яко невежде, сокровенного». С целью разрешить этот вопрос, Елагин начал чаще посещать ложи и искать знакомства с людьми, «состарившимися в масонстве». Тут встретился он с «некоторым, недолго в России бывшим путешественником», англичанином, который и открыл ему, «что масонство есть наука, что таинство сие хранится в Лондоне, в особой ложе, древней называемой».