Произошло это неординарное событие на учебной геодезической практике после окончания первого курса. Два начальных семестра обучения были совсем непростыми. Система обучения в университете поразительно отличалась от школьной. Не было привычного давления со стороны учителя или классного руководителя, постылых классных и домашних работ, надоевшей опеки родительского комитета школы и наставлений педагогического совета. Был старейший в стране университет, храм науки, который через два месяца станет для них альма-матер. Слово «альма» в переводе с латинского означает кормящий. Вот и получается, что университет был для «святой троицы» кормящей матерью, которая выкормила своих питомцев, вложив в них продукты науки, знания и профессионализма. Но в начале пути было совсем не просто. Лекции, семинары, лабораторные работы, коллоквиумы, семестр, зачёты, сессия – весь этот новый студенческий сленг трансформировался в постоянную и напряжённую самостоятельную работу, направленную, в конечном итоге, на приобретение знаний и получения высшего образования. Это самое образование складывалось из маленьких, не всегда гладких, камешков, которые по мере их накопления выстраивали пирамиду, венчающую эрудицию, компетенцию, и просвещённость выпускников университета. Первыми такими камешками были обязательные для всех курсы общеобразовательных дисциплин: высшая математика, физика и химия. Однако, наряду с этим, в отличие от других факультетов, сразу же начиналось, так называемое введение в специальность. Невероятно интересно было слушать утром о природных зонах нашей планеты, в обед рассматривать в геологическом музее огромные глыбы горных пород и невиданные ранее окаменелые раковины полумиллионного возраста, а уже ближе к ночи в астрономической обсерватории учиться распознавать россыпи мерцающих созвездий на ночном небосклоне. Подобного не было ни на одном факультете. Студенты мехмата пробирались сквозь дебри интегралов, дифференциалов, юрфаковцы зубрили статьи гражданского процессуального права, филологи штудировали фонетические и морфологические основы русского и иностранных языков. А наши девушки уже с первого курса вычисляли даты солнечных и лунных затмений, рассчитывали количество воды, испаряющейся с озера Байкал, Ладоги или Арала, учились производить топографическую съёмку местности. Как раз геодезии и картографии была посвящена первая практика. Девушкам из сообщества «Л» запомнилось это непередаваемое сладостное и, вместе с тем, тревожное ожидание этой практики. Это ожидание можно было выразить только одним, таким кратким и в тоже время таким ёмким, словом «свобода». Было это вовсе не, как утверждали дяди-философы, «осознанной необходимостью», это было скорее избавление от довлеющего надзора родителей, коменданта общежития, преподавателей. Это было какое-то внутреннее раскрепощение от оков, которые вольно или невольно сковывали девушек в повседневной поступи суетливых буден. В реальности эта свобода матери-ализовывалась в виде десятка серебристых палаток среди округлых холмов и синеватых перелесков на окраине прикарпатского села, главной достопримечательностью которого являлась горная река Быстрица. А ещё свобода символизировалась общим котлом с супом, борщом или кашей, ватным, видавшим виды, спальным мешком, защитного цвета станковым рюкзаком и непередаваемыми ощущениями самодостаточности и полновесного удовлетворения от текущего бытия.
Венцом геодезических работ являлся топографический план местности. Чтобы составить такой план, необходимо было произвести измерения с помощью, казавшимися поначалу такими сложными, оптическими приборами: теодолитом и нивелиром, затем выполнить непростую математическую обработку и, в конце концов, вычертить карту. Для реализации комплекса геодезических работ студенческая группа будущих географов делилась на бригады: по шесть человек в каждой. Формирование одной из таких бригад и взвалила на свои хрупкие и нежные плечи роковая женщина Ляля Кирилова. Это важное деяние заняло у неё не более пяти минут. Она притянула к себе белокурую Лилю и рыжую Лару, а затем поманила, наманикюренным пурпурным лаком, пальчиком, приглянувшегося ранее Виктора и радостно выкрикнула:
– Вот и все дела, коллектив юных топографов организован. Налицо, так сказать, бригада «ух», которая будет работать за двух. Кстати, подбор оставшихся двух высоких, статных и коммуникабельных парней, способных перетаскивать тяжёлые приборы, нивелирные рейки и штативы, а также носить на руках нас, красивых девушек, Витя, я доверяю тебе.
Худенький, совсем невысокого роста, Виктор, который удачно компенсировал свои невыдающиеся атлетические данные блестящей эрудицией, остроумием и потрясающим чувством юмора, молниеносно включил в команду двух братьев близнецов, входящих в сборную университета по баскетболу, и таким образом, успешно завершил комплектование бригады по сценарию Ляльки. Бригадный паритет, представленный незамысловатым, содержащим в известном смысле амурную интригу, математическим соотношением «три плюс три» размещался в двух палатках. На брезентовом отвороте первой из них, где дислоцировалась мужская часть бригады, крупным курсивом, выведенным красным фломастером, было написано: «Прежде чем зайти сюда, подумай, нужен ли ты здесь». Охотников думать, почему-то не находилось. Да и что можно было увидеть внутри холостяцкой палатки, кроме сваленных друг на друга спальных мешков, грязных резиновых сапог на земляном полу, пустых бутылок из-под традиционного студенческого вина «Бше мщне» и многочисленных окурков дешёвых сигарет «Аврора». Совсем другим представлялся интерьер палатки лучшей половины бригады. Перед входом здесь тоже висела вывеска, которая гласила: «Готовы Вас всегда принять, надо только постучать». Поэтому, думать, нужен ли ты здесь не имело смысла, поскольку девчонки были всегда рады всякому сюда входящему. Этот входящий, переступив палаточный порог, попадал в страну берёзового ситца, не сразу понимая, что временное брезентовое жилище разделяли на две неравные части ситцевые занавески с белоствольными деревьями, печально роняющие осеннюю жёлтую листву. Большая часть палаточного пространства, пол которого был покрыт пушистыми еловыми ветками, использовалась как гостиная, посреди которой на коричневатом альпенштоке висело круглое резное зеркало. С потолочной части палатки свисали цветные верёвочки с лёгкими полочками, на которых покоились духи «Быть может», дезодоранты, лак для ногтей и множество других аксессуаров для макияжа. Получалось, что Лиля, Лара и Ляля ненавязчиво превратили полевое убежище от дождя и ветра в приют комфорта, уюта и даже своеобразного женского интима.
В одно прекрасное июньское утро, когда первые розовые блики восходящего солнца коснулись извивающихся перекатов шумной Быстрицы, Виктор несмело постучал в деревянный шест, на котором крепилась девичья палатка. На его стук никто не отозвался. Решив, что девушки досматривают приятные сновидения, он решил искупаться в стремительном потоке горной реки. Пробираясь через густые и колючие заросли орешника, терновника и шиповника, Виктор вышел на крутой берег Быстрицы. Вышел и остолбенел. Внизу на небольшом скальном уступе у самой реки сидели три девушки, в которых Виктор без труда опознал Лилю, Лару и Лялю. Горделиво, как по команде, откинувшись назад, они подставляли солнечным бликам свои упругие тела. А тела эти были совершенно голые. Лара и Ляля неожиданно отстранились от скалы и, виляя мягкими округлыми бедрами, плавно переходящими в трепещущие незагорелые ягодицы, бросились в воду. Лиля, наоборот, повернулась спиной к реке, как будто специально выставляя напоказ свою манящую наготу. У Виктора закружилась голова, розовое утреннее изображение прикрылось белесой пеленой. Но и сквозь эту белую завесу он видел только белую, как парное молоко, кожу, высоко поднятые, как две нераспустившиеся лилии, девственные груди и неприкрытую белизну стройных ног, венчающих в верхней части едва различимый и навязчиво зовущий к себе чёрный треугольник. И всё это белоснежное наваждение принадлежало утонченной блондинке, однокурснице Виктора Лиле Сергачёвой. Он, пожалуй, впервые в жизни ощутил, что кроме рук, ног и головы, в левой части груди у него аритмично трепещется сердце, готовое в то, поистине, чудное мгновение оторваться и с быстротой молнии покатиться к ногам Лилии. Восторг и изумление отбросили нахлынувший стыд от, не спланированного заранее, нахального подсматривания за женской обнажённой натурой. Виктор никогда не был вуайеристом. Напротив, когда друзья предлагали ему обратить свой взор, направленный снизу вверх, на внезапно открывшиеся прелести из-под юбки девушки, стоящей на балконе, он стыдливо отворачивался в противоположную сторону. У него никогда не было артиллерийского бинокля, предназначенного для просмотра раздевающихся женщин в ночных окнах напротив дома, в котором он жил. И ещё Виктору, в отличие от своих приятелей, никогда не мечталось побывать в женской бане, в которой можно было в полной натуре лицезреть полный спектр разнообразия очаровательных форм противоположного пола. Однако сегодняшний нежданный приворот возбудил в нём не столько эротические помыслы, сколько необыкновенные и загадочные чувства прекрасного, возвышенного и таинственного, а также какую-то неосознанную неординарность произошедшего.