Олеся шла мимо камня птиц – огромного валуна, заговоренного Яриной. Не удержавшись, коснулась пальцами его шершавой, чуть теплой поверхности. Обвела кончиком пальца выжженный птичий силуэт. Олеся всегда так делала. Ей чудилось, что она может получить благословения от птиц-защитников рода.
Чавкала под ногами грязь, прошлогодние листья липли к подошве, словно хотели последовать за Олесей в чащу, туда, где сейчас должна была совершаться волшба. Девушке так хотелось посмотреть, хоть одним глазком!.. Но опоздала. Голос жрицы послышался впереди, за густым ельником. Она выговаривала кому-то уставшим злым голосом.
– Не выйдет из тебя толку! Только морока!.. Столько сил я на тебя потратила, столько надежд питала… Напрасно все…
Она говорил все тише, неразборчивей. Та, к кому были обращены бранные речи, тоненько захныкала, и Олеся узнала голос сестры. Вместо того чтобы обрадоваться – наконец-то заносчивая Злата посрамлена! – Олеся испытала острую жалость. Не хотела бы она сейчас оказаться на месте будущей жрицы. И пока девушка остановилась в раздумье: идти дальше как ни в чем не бывало, или погодить, кто-то с треском и хлюпаньем ломанулся через елки. Олеся увидела сестру, бледную лицом, только щеки горели лихорадочным румянцем. Глаза Златы были что маленькие озерца, готовые вот-вот снова пролиться. Заметив сестру, Злата резко остановилась и смерила Олесю тяжелым, ничего хорошего не предвещающим взглядом:
– Подслушивала?.. Радуешься, небось?
– Ты сказала жрице… обо мне? О моих способностях?
– Ничего ей не скажу, и не надейся!
И оттолкнув сестру плечом, Злата рванула вперед, так что из-под ног полетели комья чернозема. «Ну что ж, скажу ей сама! – решила Олеся. – Теперь-то она меня выслушает! А не поверит – приведу Карася, пускай подтвердит мои слова!» Девушка вскинула подбородок и раздвинула еловые лапы.
Жрица сидела прямо на земле, прислонившись к стволу и смежив веки. Тонкий палец рисовал в воздухе невидимые узоры. Олесе на мгновенье показалось, что между деревьев мотается блестящая паутина размером с колесо от телеги.
– Пожалуй, хватит, – выдохнула жрица, и паутинка исчезла, будто ее и не было вовсе. Под ногой у Олеси хрустнула прогнившая ветка.
– Злата? Помоги мне с.. – тут Ярина к своему неудовольствию увидела Олесю. – А, это ты…
Девушка хотела что-то ответить, но жрица перебила ее, снова прикрыв глаза:
– Уйди, не мешай, ради Богов!.. И передай своей сестре, чтобы она немедленно вернулась сюда. Еще столько нужно сделать! …Как я устала, – пробормотала она уже совсем тихо и обреченно.
Решимость Олеси растаяла при виде этого изнеможенного лица. Она тщетно силилась произнести хоть слово, но горло словно бы одеревенело. «А вдруг Ярина снова заставит вызвать дождь? – с ужасом подумала девушка, – и тогда я окажусь посрамлена… Опять… Но ведь сила моя не в дожде вовсе! А в чем?» Так Олеся простояла еще какое-то время, пока жрица не прикрикнула:
– Ты еще здесь, бедовая?..
И девушка понеслась прочь, взметая прелую листву. Но она не расстроилась, а загорелась решимостью – я ей докажу! Не посмеется больше надо мной!
Глава третья
Случай представился спустя две седьмицы. К тому времени в самых глубоких яминах уже растаял снег, а каждое дерево хвасталось молодыми, едва проклюнувшимися листочками. Казалось, в поселении все забыли, что еще недавно по лесу бродили чужаки, а может, были спокойны по этому поводу, ведь защита крепка. Что зря тревожиться! Забот хватает!
Маме нездоровилось. Бледная, почти зеленая, она бродила по дому, то по двору, не в силах взяться ни за какую работу. Олеся следила за ней с затаенным беспокойством, но Дубрава только отмахивалась и шутила. Все хорошо. Девчонке бы успокоиться, о своем подумать, но тревога за мать все нарастала, покуда в середине ночи Олесю не подбросило на сундуке резким предчувствием. Вслед за этим на лестнице послышался грохот. Девушка, не помня себя, бросилась в темноту и нашла Дубраву лежащей на нижней ступени без сознания. Не раздумывая, Олеся положила руки матери на живот, и тот час ладони засветились в темноте, словно над пламенем свечи. Дубрава издала тихий стон и снова погрузилась в беспамятство. Со ступеней скатился Стоян, вскрикнул, увидев жену, быстрым жестом дотронулся до ее лица, ловя дыхание.
– Я сейчас! – крикнул он, и бросился за дверь. И не заметил, что руки дочери светятся, что длинные пальцы перебирают в воздухе невидимые нити, словно плетут узоры. Наверху стукнула дверь, и Злата крикнула:
– Что случилось?
– Поди сюда быстрее! – Олесе было трудно говорить, все ее тело, казалось, стало теплой волной и волна эта катиться вниз, через распростертые ладони, к матери. У Олеси верно помутилось сознание, она увидела на своих коленях не одного человека, а двоих. Как же это возможно? Когда обычное зрение вернулось, Злата уже была подле сестры. Ее трясло, словно в лихорадке.
– Мамочка!.. Что с ней, скажи? – бессвязно повторяла она. – Ты поможешь ей? Поможешь?
Олеся молча схватила сестру за руку, питаясь ее теплом и направляя тепло через себя. К маме. И ко второй, неясной пока сущности. Так продолжалось какое-то время; тишину нарушали только короткие всхлипывания Златы. Олеся снова пришла в себя, когда над ней склонились две высокие фигуры. Девушка подняла глаза и встретилась взглядом со жрицей. Ярина совладала с удивлением мгновенно, глаза вспыхнули, но тот час снова стали холодными.
– Растопи печь! – велела жрица, обратившись к Злате. Та кивнула и умчалась прочь.
Примостились у огня. Устроили женщину на меховой подстилке, укрыли одеялами. Когда жар заплясал по комнате, жрица достала из заплечного короба связку пахучих трав, и уложила сверху на поленья. Комната наполнилась целебным дымом и запахом летних лугов. Дубрава пошевелилась на подстилке.
– Поспит, поспит и проснется, – медленно произнесла жрица. – Ничего более не угрожает ни ей, не ребенку.
– Ребенку? – ахнула Олеся. Но Стоян не удивился, только успокоено выдохнул и расправил плечи, будто с них свалилось тяжкое бремя.
– Как отблагодарить? – выпалил на одном дыхании. – Что хочешь проси!
Ярина покачала головой:
– Дочери спасибо скажи, – и при тех словах взглянула на Олесю, но ничего по взгляду ее загадочному понять было не возможно. Злата обняла себя за плечи, да так и застыла, немая и жалкая. Ярина вдруг схватилась за горло и зашлась в приступе кашля, потом утерлась и хрипло попрощалась с хозяевами дома.
– А ты до ворот проводи, – сказала Олесе. Девушка кивнула, только сердце екнуло. Во дворе было темно, хоть глаз выколи. Легкий морозец щекотал кожу. Ярина безошибочно нашла тропинку, Олеся едва за ней поспевала.
– Значит, обладаешь целебным даром? – задумчиво произнесла женщина, и в ее словах девушке почудился укор. Олеся снова кивнула, боясь произнести лишнее слово.
– А еще что умеешь?
– Не ведаю, – прошептали непослушные губы.
– Надо ведать! – отрезала жрица, и снова закашлялась.
– Завтра с утра придешь ко мне! – продолжила она, отворяя запор на воротах. Потом обернулась к девушке и велела замереть и закрыть глаза. Олеся стояла ни жива ни мертва, опустив руки вдоль тела, только пальцы нервно сплетались. Жрица приложила холодную ладонь к ее голове и Олеся почувствовала чужое прикосновение внутри себя. Будто кто-то взялся разматывать цветные ниточки ее души. Это было неприятно, но терпимо. Так продолжалось какое-то время, пока у девушки не закружилась голова, а Ярина сказала:
– Ну, хватит пока.
Олеся открыла глаза, слегка покачиваясь от внезапно нахлынувшей слабости.
– Интересно, интересно, – пробормотала жрица. – Определенно, это дар солнца! Богиня Мира к тебе благосклонна, моя девочка!
Олесе было странно слышать ласку в голосе Ярины, но она не могла не улыбнуться в ответ.