Арабская работорговля по понятным причинам тяготела к восточному побережью. В Западной же Африке работорговля приобрела промышленные масштабы после открытия европейцами Америки. Именно плантации Нового Света, отчаянно нуждающиеся в рабочей силе, стали главными потребителями «черной слоновой кости». Переход корабля через Атлантику с трюмом, набитым рабами, и продажа их на плантации Нового Света были лишь одним из элементов «подсистемы западной экономики», как часто характеризуют африканскую работорговлю. Корабли, задействованные в этом процессе – португальские, английские, испанские, голландские или французские – занимались, как выражаются современные исследователи этой проблемы, «треугольной торговлей». То есть их маршрут описывал треугольник: из какого-нибудь европейского порта судно отправлялось к Атлантическому побережью Африки, оттуда в Вест-Индию, а затем возвращалось в Европу. В каждой из вершин треугольника купец получал прибыль. В европейских портах Нанте, Ливерпуле, Амстердаме на борт брали дешевые ткани, железные изделия, медную и стеклянную посуду, разноцветные стеклянные бусы, крепкие спиртные напитки, ножи, огнестрельное оружие, порох. Все это везли в Африку и меняли на черных невольников. Затем работорговец отправлялся в Новый Свет и сбывал там этот товар. На вырученные деньги закупались колониальные товары: сахар, табак, индиго, хлопок. Их везли в европейские порты, чтобы в свою очередь продать. Часть прибыли шла на закупку новых европейских товаров для Африки. Как видим, система была очень рациональной, в ее исправном функционировании были заинтересованы не только вест-индские плантаторы, но и западноевропейские ремесленники, а потом промышленники. И хотя это звучит цинично, эта же система до поры до времени способствовала бурному, хотя и извращенному развитию африканских обществ. Ведь «товар» добывали и поставляли главным образом сами африканцы. Делом пришельцев было лишь назначить достаточно привлекательную цену. Государства внутренних районов отправляли на побережье тысячи рабов, связанных друг с другом кожаными ремнями. «Торговля невольниками, – писал известный африканист Филипп Кертин, – это подсистема атлантической экономики, но она также и подсистема большой модели западноафриканского общества, его образа действий, его религии, его профессиональных стандартов, его собственного самосознания и еще многого другого». Сначала продавали тех, кто и раньше числился в рабах, потом, чтобы разжиться ценным живым товаром, стали устраивать регулярные набеги на соседей. Если соседи не ловились, могли подсунуть работорговцу ненужных родственников. Кончилось тем, что продавали всех кого можно и кого нельзя. Король Конго сетовал, что «воры и люди без совести похищают сыновей нашей знати и наших вассалов, подталкиваемые иметь португальские изделия и товары, до коих они жадны». Но не сам ли он подтолкнул своих подданных к подобному образу действий?
Фернан Бродель писал: «Работорговля, непомерно развившаяся под влиянием американского спроса, потрясла весь Черный континент. В отношениях внутренних районов и побережья она сыграла двойную роль: ослабляя, ввергая в упадок крупные государства внутренних областей – Мономотапу, Конго – и, напротив, благоприятствуя натиску мелких государств-посредников, расположенных вблизи побережья, своего рода маклеров, которые снабжали европейских купцов невольниками и товарами… Черная Африка была более глубоко порабощена этим процессом, чем то утверждали историки в недавнем прошлом. Европа пустила свои корни в самое сердце континента, далеко за пределы своих прибрежных позиций, островов – перевалочных пунктов, пришвартованных и гниющих на месте судов или же обычных пунктов работорговли, или фортов (первый из них, самый знаменитый, Сан-Жоржи-да-Мина, построенный португальцами на Гвинейском побережье в 1454 году). Эти португальские форты, затем голландские, английские или французские, которые так дорого было содержать, служили защитой от возможных нападений негров и против налетов конкурентов. Ибо белые, игравшие в одну и ту же торговую игру, при всяком случае рвали друг друга в клочья, захватывали форты соперников, вели военные действия, активные, если и не успешные, вне пределов крупных конфликтов».
Джон Хокинс и другие
Английское проникновение в Западную Африку началось в 50-е годы XVI века, в царствование Генриха VIII, с экспедиций Томаса Уиндома и Джона Лока. Тогда англичане впервые дошли до Бенина и поставили под сомнение монопольное право Испании и Португалии на торговлю и основание колоний. Увы, многие английские мореходы, прославившиеся отвагой в морских сражениях и совершившие выдающиеся географические открытия, имеют не слишком удобную для их восторженных почитателей деталь биографии – в числе прочего они занимались и работорговлей. Взять хотя бы знаменитую династию Хокинсов, купцов из Плимута.
Будучи официально частными лицами, не состоящими на государственной службе, Хокинсы, тем не менее, сыграли важную роль в процессе становления Британии как морской державы в XVI веке. Наиболее яркими представителями этой династии стали Уильям Хокинс-старший, его сыновья Уильям-младший и Джон, а также внук Ричард. Деятельность семьи Хокинсов, превратившей Плимут в один из важнейших портов Англии, отражает разные этапы развития английского флота: торговые экспедиции в Африку и Бразилию, попытки торговли с испанскими колониями в Вест-Индии, пиратские рейды, преобразование королевского флота, военные экспедиции. Наибольшую известность приобрел второй сын старого Уильяма Джон (1532–1595). Когда умер отец, Джону было 21 или 22 года. Старший брат занялся делами компании в Плимуте, а Джон продолжил свою деятельность в качестве капитана торгового судна.
Как раз в это время благодаря не слишком удачному союзу с Испанией, заключенному королевой Марией Кровавой, Англия оказалась втянута в войну с Францией и потеряла Кале, который был одним из основных центров сбыта английских товаров в Европе. Для английских торговцев стало жизненно необходимым осваивать новые рынки.
К концу 1550-х годов Джон Хокинс смог организовать торговлю с Канарскими островами, принадлежавшими Испании. Здесь ему удалось наладить хорошие связи с местными жителями, многие из которых были вовлечены и в торговлю с заокеанскими колониями. Общаясь с ними, он узнал много полезного о вест-индской торговле и утвердился в мысли, что наибольшую прибыль сулила торговля невольниками.
Это не было абсолютно новым бизнесом для семьи Хокинсов. «Треугольный маршрут» был им знаком и раньше. Еще Уильям-старший торговал с Гвинейским побережьем. Именно здесь собирался добывать невольников и Джон, переправляя их затем в Вест-Индию, где испанские колонисты нуждались в рабочей силе для плантаций и рудников и готовы были выложить за хорошего раба большие деньги. Джон Хокинс не придумал ничего нового, но придал старому семейному бизнесу небывалый прежде размах и солидность. Вернувшись в начале 1560-х годов в Лондон, он организовал акционерное общество, в состав которого вошли Бенджамин Гонсон, казначей флота и тесть Хокинса, сэр Уильям Винтер, инспектор флота, сэр Лайнел Дакет и сэр Томас Лодж, магнаты Сити. Общество выделило Хокинсу средства на снаряжение кораблей общим водоизмещением в 260 тонн и 100 человек экипажа. Средства не бог весть какие, но Джон рассчитывал, что успех первой экспедиции заставит компаньонов выделить больше средств в будущем. В октябре 1562 года Джон Хокинс вышел из Плимута во главе небольшой эскадры, состоявшей из трех кораблей: 120-тонным «Соломоном» под командованием самого Хокинса, 100-тонным «Своллоу» под командованием Томаса Хэмптона и 40-тонного «Джонаса». Суммарно экипажи трех кораблей не превышали ста человек. Добрый друг Хокинса Педро де Понте, генуэзец с Канарских островов, снабдил его опытным лоцманом и рекомендательными письмами к знакомым в Вест-Индии.