Пётр Червинский - Негативно оценочные лексемы языка советской действительности. Обозначение лиц стр 3.

Шрифт
Фон

Автор далек от мысли противопоставлять два характерных для советского времени языка (по крайней мере, два), рассматривая их как противоборствующие и взаимно себя отрицающие, своего рода структуру и антиструктуру. Отношения между ними нет оснований определять как полярные и враждебные. Взаимодействуя, они отражались один в другом, давая разные, но далеко не всегда противоположно заряженные эффекты, часто используя средства того другого, но в ином смысловом и оценочном оформлении и ключе. Воздействующий характер пропагандистского официоза менялся на что-то совсем иное, если производимое на его основе высказывание обращалось не к массам и публике, а к кому-нибудь из своих или в своем кругу, приобретая характер не всегда очевидной и в разной степени уловимой иронии или какой-то еще оценки. Менялся характер изначально нейтральных или иначе окрашенных и общеупотребительных слов в зависимости от того, кем и в каких условиях, не говоря о том, в каком языке, точнее было бы сказать, в какой коммуникативной и узуальной сфере, акт речи происходил. Изменения эти, требовавшие от говорящего большого внимания и напряжения, поскольку их несоблюдение могло быть рассмотрено не только как коммуникативная и стилистическая, но и как идейная и политическая ошибка, не следовало бы рассматривать как своеобразную мимикрию, особую гибкость и приспособляемость используемых для различных целей общеупотребительных слов. И из этого делать выводы о какой-то их исключительной, советскими обстоятельствами обусловленной, подвижно преобразуемой природе. Слова советского языка, во всех возможных его проявлениях, – это те же, за небольшим исключением, слова русского языка, которые вне советских особенностей, тем и контекстов употреблялись и продолжают употребляться всеми, на нем говорящими, в привычных своих коммуникативных целях и функциях. Природа слов не менялась от этого их специфического использования и не изменилась впоследствии, после него.

Что же тогда можно было бы определять как такую их, советского языка, специфику? Не вдаваясь в серьезные рассуждения и подробности, безусловно заслуживающие своего основательного, а поэтому и особого, рассмотрения, специфику эту, скажем так, советского употребления, советской проекции, аппликации русского языка можно представить в трех расслоениях. Первое составляет язык. Русский язык, его материал – лексический, словообразовательный, синтаксический, а также коммуникативно и композиционно текстовый, в том отношении, в котором владение языком предполагает создание и восприятие (адекватное понимание) определенных, в данном случае советских, текстов. Второе следовало бы отнести к характерным для советской действительности ситуациям и контекстам, определяющим фон социальных знаний, общих для всех внутри нее находящихся и регулируемых новыми, возникающими, либо, напротив, уходящими и исчезающими или только меняющимися в какую-то сторону обстоятельствами. Третье составляет, также меняющаяся своими гранями, сторонами, акцентами в исторических и политических переходах, советская идеология. В двух своих проявлениях. Как то, что внушается, вслух говорится, транслируется, передается средствами массовой информации и пропаганды, в печати и в издаваемых книгах, чему обучают в школах, в вузах, в детском саду. И как то, что другое, но тоже советское, возникающее на базе второго, уже упомянутого, – социальных условий и эмпирических знаний, т. е. того, что есть или искренне кажется, что так есть, и третьего в первой ее составляющей, – официальной идеологии, т. е. того, как надо, как полагается, как считается правильным и как то, что не есть, даже если в это искренне верят и хочется, чтобы так было.

Язык (то первое) проникает и обеспечивает способность быть выраженными, стать объективными, передаваемыми и понятными для носителей двум другим – социальным знаниям и советской идеологии в обеих ее составных частях. Проникая и обеспечивая, сам он пропитывается, начинает вбирать, включать в себя всевозможные стороны социальных знаний и существующей идеологии. Необходимо лишний раз подчеркнуть, что советской, поскольку другие и самые разные, характерные для советского общества в целом, идеологии в данном случае не могут браться в расчет. Тем самым, русский советский язык (но не русский язык советского времени в целом как таковой) становится все же каким-то другим, каким-то специфическим образом нагруженным и заряженным, по сравнению с тем же русским языком, но не советским, до советским, вне или после. И когда, наконец, наступает это новое состояние после, что же тогда происходит с рассмотренными нами тремя позициями и с самим языком? Понимание этого важно, поскольку могло бы дать представление об искомых его советских, точнее было бы сказать советизированных, своеобразии и специфике. Второе и третье, так или иначе, уходят, социальные знания и идеология общества изменяются, советскими постепенно быть перестают. Язык остается, но переставая собой выражать и обслуживать то, что до этого (помимо прочего) выражал, сворачивая поле предыдущего действия, убирая, если так можно выразиться, свою советскую функцию, и освобождаясь в себе от нагрузок, заряженностей и наслоений, которые он в себя перед этим вобрал и которые в новых условиях становятся лишними, не требующимися, а потому избыточными.

Вместе с тем эти нагрузки, заряженности и наслоения как раз и составляют его специфику как советского языка. Увидеть, понять и почувствовать эту специфику можно, лишь восстановив соответствующие условия, в проекции к социальным знаниям советского времени и к советской идеологии. Советский язык без того и другого просто не существует, он прочно связан с ними. Задача подобного представления, помимо своих социальных, идеологических, политических, морально-нравственных, поучительно-воспитательных и т. п. сторон и аспектов, дающих знание и понимание предмета, имеет не только и даже не столько собственно историко-лингвистический или историко-культурологический заряд и смысл, сколько прямо и непосредственно смысл дидактический и языковедческий. Успешное овладение, будь то своим или чужим, языком предполагает знание и понимание не только его ближайшей истории, в чем-то к тому же себя до конца не изжитой (период в одно поколение слишком короткое время для этого), но и типичных условий, тенденций и форм как его изменения, нередко происходящих на наших глазах, но не замечаемых, так и функций, коммуникативных сфер и особенностей речевого употребления. Предлагаемый словарь как раз и рассчитан на то, чтобы представить язык в его употреблении и ближайшем, еще недавнем, развитии. Задачей подобного представления было на примере отобранной группы слов, наглядно, по мере возможности, но без допустимых в подобных случаях схематизаций и обобщения, с тем чтобы дать материал к самостоятельным размышлениям и выводам, показать, проявить в нем то, что уходит, обладает способностью становится историей, уходя в пассив, и что также его, языка, природа, определяющая его способность передавать, выражать – желаемое и действительное, идеи и впечатления, наши знания и условия жизни, тот или этот общественный, исторический, нравственный, оценочный, системоценностный и другой какой-то опыт, вид и контекст. Язык при этом сам по себе не меняется, он остается тем же, только что-то меняется в нем, его регистры и механизмы, связи, позиции, отношения, проявления, переходы, семантика и коннотации его остающихся после этого, хотя и меняющих свои виды и положения, единиц. И все это, составляя его природу, в конечном счете, происходит в нем для того, чтобы, внутренне преобразуясь и перестраиваясь, он мог служить новым целям и новым потребностям человека.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Скачать книгу

Если нет возможности читать онлайн, скачайте книгу файлом для электронной книжки и читайте офлайн.

fb2.zip txt txt.zip rtf.zip a4.pdf a6.pdf mobi.prc epub ios.epub fb3