Девушек привязали руками к скамье. Но на Агнес не было обуви, так что она сумела ухватить маленький нож мысками обеих ног. Медленно подтянула его к себе, покуда клинок не оказался под левой голенью.
— Черт, долго он там еще трещать будет? Я бы еще выпить сходил, пока совсем не стемнело.
Самуэль неожиданно развернулся в их сторону, окинув при этом безучастным взором толпу на пристани. Агнес вздрогнула, нож едва не выскользнул у нее между ступнями. Она почувствовала, как по спине заструился пот. Рядом тихонько всхлипнула Агата.
— Что такое? — спросил Самуэль и недоверчиво уставился на девочку.
— Э… хочешь выпить? — быстро проговорила Агнес. — На том берегу есть портовая таверна. Если повезет, Барнабас позже наведается туда.
— Где? — Самуэль снова повернулся к реке. — Ничего не видно, черт бы вас драл.
— Да вон же, слепец ты! Под тремя липами, где плот разгружают.
Пока Самуэль беспомощно глазел на другой берег, Агнес пододвинула к себе нож настолько, что смогла ухватить его пальцами, и с облегчением спрятала его в ладонях.
— Ой, свет в окнах погас, — она напустила на себя удивленный вид. — Наверное, уже закрылись.
— Глупая девка!
Самуэль бросил в нее камень, но Агнес ловко извернулась. Нож приятно холодил руку. Женщина даже подумала тут же разрезать веревки, одолеть как-нибудь Самуэля и уплыть на лодке. Но потом вспомнила, что представление Барнабаса уже подходило к концу. Слишком велика была опасность, что он вернется прежде, чем она воплотит задуманное. Поэтому Агнес спрятала нож в рукаве. Еще представится более удобный случай.
В скором времени мужчины действительно вернулись в лодку.
— Скупые ублюдки, — ворчал Барнабас, а Сатана яростно скакал у него на плече. — Черт бы драл их всех разом! Трясутся над каждой монеткой, а уж про восстание мелют… я уж думал, стражники на нас собак спустят. — Он ухмыльнулся. — Но кошель-другой мы все-таки облегчили.
— Поговаривают, что во Франконии и Эльзасе дело к войне идет, — задумчиво заметил Марек; самый рассудительный из всей четверки, он был кем-то вроде правой руки Барнабаса. — Там неспокойно. Крестьяне всюду сбиваются в шайки и жгут монастыри и крепости. Может, нам лучше переждать здесь и…
— А ерунда! — грубо перебил его Барнабас и водрузил на сундук клетку с попугаями. — Знать еще приструнит крестьян. А если и дойдет до войны — мы ни крестьяне, ни ландскнехты. А шлюхи на войне нужны даже больше, чем в мирное время.
Барышник рассмеялся и взглянул на девушек.
— Для тебя, милочка, мы наверняка подыщем в Страсбурге щедрого сутенера. А что до тебя, графиня… — Он перевел взгляд на Агнес, и губы его растянулись в ухмылке. — На твой счет у меня особые планы. Один плотогон рассказал мне, что на Черном море как раз орудуют работорговцы Каира ад-Дина.
Агнес нахмурила лоб.
— Каира чего?
— Правитель Алжира. Кровожадный корсар и могущественный военачальник, хоть и проклятый язычник. Говорят, он подыскивает в свой гарем белокожих знатных девиц. Я неплохо заработаю на тебе, птичка моя. Очень даже неплохо.
Обезьяна на его плече обнажила зубы и издала пронзительный визг, словно насмешливо рассмеялась.
С яростным воплем граф Фридрих фон Лёвенштайн-Шарфенек швырнул бокалом о стену и стал наблюдать, как вино кроваво-красным пятном стекло на пол. При этом ему представилось, что вино это на самом деле кровь, а бокал — череп, которым он изо всех сил бьет по каменному полу. Снова и снова.
«Хорошо бы то был череп Агнес, этой вероломной мерзавки, — пронеслось у него в голове.