Катерину я отыскала легко. Сейчас ей было семьдесят шесть, она десять лет как ушла на пенсию и, оставив Национальный симфонический оркестр, переехала в Южную Каролину поближе к дочери. Я нашла ее телефон в Интернете, позвонила, представилась и сказала, что хочу с ней поговорить. Мой звонок ее удивил, но она не отказалась встретиться и пригласила к себе домой. От Нью-Берна до места, где она жила, ехать предстояло четыре часа, но я сразу поспешила в дорогу. Меня не пугало расстояние, я готова была пойти на что угодно, лишь бы поскорее что-то узнать о Лизе.
А еще меня влекло в Миртл-Бич то, что я могла сбежать из своего дома, в котором понемногу начинала сходить с ума. Перед приездом в Нью-Берн я полагала, что смогу быстро разобрать вещи и выставить все на продажу, но теперь мне хотелось со всем этим повременить. Зато Кристин и Дженни с воодушевлением взялись за дело и делали его столь вдохновенно, что я не могла не почувствовать, что моему желанию не торопиться есть угроза в лице помощниц. Когда я сообщила им, что уезжаю на день в Виргинию и вернусь только к вечеру, Кристин – я поняла это по ее порывистому движению в мою сторону – снова захотела завести со мной разговор о бумагах отца. Но не успела она открыть рот, как я уже выскочила из комнаты.
Катерина Торо, отворив дверь, ждала меня на крыльце, пока я шла от машины. На ней были белые капри и легкая голубая туника, приятно гармонирующая с цветом неба и океана за ее спиной. Мне приятно было задержать взгляд на этой картине. С улыбкой она протянула мне руку и ввела в дом.
– Сестра Лизы! Как я рада с тобой познакомиться!
– Я тоже, – немного завороженная, промолвила я.
Мы прошли в гостиную с высокими потолками, и Катерина, усадив меня на белый диван, их было два, пошла налить нам по коктейлю «Мимоза». Сквозь огромное стекло во всю стену я могла наблюдать океан, который дышал своими водами настолько близко, что казалось, его можно было коснуться рукой.
– Какой потрясающий вид, – не удержалась я.
Катерина кивнула и протянула мне коктейль.
– Мне очень повезло, – проговорила она, устраиваясь на другом диване.
Ее все еще можно было назвать красавицей. Лицо совсем без морщин, яркие голубые глаза и белые волосы, почти такого же цвета, как диван, на котором она сидела.
Пригубив коктейль, она с грустью покачала головой и сказала:
– С тех пор как ты позвонила, я все время только и думаю что о Лизе и вашей семье. Сколько же вам всего пришлось пережить! Я хорошо помню твоих родителей. Они старались все делать правильно, очень боялись навредить Лизе, но видишь, что получилось. Все это очень печально. Сколько тебе было лет, когда она… скончалась?
– Всего два года, и я ее почти не помню, – ответила я. – Мне просто хочется поговорить с кем-нибудь, кто знал Лизу. Может быть, хоть так мне удастся ее понять.
Однако в первую очередь мне хотелось понять – жива она или нет.
– О, нам всем бы хотелось ее понять, – откликнулась Катерина. – Даже сейчас, когда я о ней вспоминаю, я с недоумением качаю головой. Мне трудно поверить в то, что она… совершила… и чем все это закончилось. – Она с грустью улыбнулась и спросила: – Но чем я могу помочь? Что ты хочешь узнать?
– Все, что вы о ней знаете, – с жаром ответила я, очень надеясь, что она окажется разговорчивой. – Вам, конечно же, известно, что наша семья сразу после всего случившегося уехала из Северной Виргинии?
– Твои родители просто исчезли, – кивнула Катерина. – Никто не знал, куда они переехали.
– В Северную Каролину, – сообщила я. – Они всю жизнь скрывали от меня и от брата, что Лиза… убила своего учителя… мистера Дэвиса.