Нервы были на пределе. Взяв чашку кофе с собой в гостиную, я села на диван и с тревогой стала ждать девяти часов, чтобы позвонить в консерваторию.
– Мистер Харрисон уехал в Японию, – сообщила мне женщина, ответившая на звонок.
Сердце ушло в пятки, я на мгновение растерялась. Мне представилось, что он паренек с фотографии – тинейджер, путешествующий с юными музыкантами, – хотя ведь он был их учителем.
– Вы можете оставить сообщение на его голосовой почте, правда, думаю, он ее проверит только по возвращении, через две недели, – сказала женщина. – Хотите, чтобы я вас переключила?
– Это срочно. – Я готовилась к этому звонку целую ночь и не могла ждать даже лишнюю минуту, не то что две недели. – Есть ли возможность связаться с ним прямо сейчас?
– Боюсь, что нет. Могу дать вам адрес его рабочей электронной почты, если хотите.
– Хорошо, – ответила я и записала адрес, точно зная, что не воспользуюсь им. Не собиралась я знакомиться с отцом по электронной почте. К тому же мне было страшно отправить письмо и не получить ничего в ответ. Придется ждать его возвращения.
Оставив попытки уснуть, я включила лампу на ночном столике. Возле лампы лежал роман. С момента отъезда из Дархема я к нему почти не притрагивалась. Также там лежал вчерашний номер нью-бернской «Сан джорнэл». Пытаясь отвлечься, я взяла газету и стала ее листать. Внизу на одной из страниц я заметила рекламу какого-то концерта в парке Юнион-Пойнт – ту же рекламу, что была наклеена на стене в отцовском фургоне. С тою же фотографией, какую на открытке прислали Фреду Маркусу на почтовый ящик, от которого я отказалась!.. «Джаша Трейс». Двое мужчин и две женщины стоят на узкой тропе, протянувшейся через все поле, каждый держит в руках инструмент: банджо, гитару, мандолину и скрипку. У скрипачки на груди белый кулон в форме овала…
Глубоко вздохнув, я быстро села, чтобы под светом лампы получше рассмотреть нечеткое фото. Эх, не стоило мне выбрасывать ту открытку! Это мне теперь ясно – до боли. Что же было на ней написано? Внезапно я вспомнила, что сказал Том о вымышленных именах, используемых в программе защиты свидетелей. Он говорил, что людям стараются давать имена с теми же инициалами. Фрэнк Макферсон. Фред Маркус. Владелец почтового ящика. Это один и тот же человек, мой отец. Боже! Папа общался с Лизой. Он знал, что это ее группа.
Кляня себя за то, что отдала Кайлам ключи от отцовского фургона, я выбралась из постели и стала лихорадочно натягивать шорты, футболку. Кажется, Кристин оставляла мне сумку с ключами в кабинете отца. Вбежав в комнату, я включила свет и стала перебирать вещи на полке, пока не обнаружила маленький пластиковый пакет. Сунув его в карман шорт, я спустилась вниз, в кладовку на кухне, и принялась искать фонарики. Обычно отец хранил их там. Наверно, Кристин переложила их в какое-то другое место, не забыв наклеить на них ценники. Придется обойтись без фонарика.
На улице было тихо. Даже лягушки и сверчки молчали. Я села в машину и поехала по темным улицам к парку. Притормозив как можно тише, я выключила фары и направилась по бетонной дорожке к фургону отца. Было темно, деревья мешали пробиться лунному свету. В парке царила тишина. Включив верхний свет, я стала перебирать ключи, пытаясь припомнить, как выглядел тот, что был от фургона. Я выбрала пару похожих ключей и, сжав их в руке, вышла из машины.
Используя мобильный в качестве фонаря, я осветила дверь фургона и попробовала вставить первый ключ. Он подошел, но дверь пришлось довольно сильно потрясти, прежде чем она смогла со скрипом открыться. Войдя в фургон, я включила тусклый свет лампы над кухонным столиком, и вздохнула с облегчением. Внутренняя обстановка ничуть не изменилась с тех пор, как я была здесь в первый и последний раз.