Ты мне ничем не обязана. Я предал тебя еще раньше. Мне не следовало брать тебя из приюта, тем самым взращивая в тебе ложную надежду. Ты, конечно же, рассчитывала что будешь жить во дворце и донашивать великолепные наряды за своей госпожой. А вместо этого вы с Гизелой перелицовываете тряпки столетней давности. Я ведь все вижу, все замечаю… Простите, девочки. Делайте что хотите, я не буду мешать. Какой вес имеют мои приказы, если я не в состоянии позаботиться о самых близких? Никудышный из меня господин, да и отец тоже… Все, хватит жаловаться! Что-то мы совсем раскисли. Жизнь продолжается, так ведь? А я даже рад, что вы обе теперь пристроены. Пойду к себе, нужно еще парочку гробов закончить, — он кивнул присутствующим. — До свидания, герр Штайнберг. Леонард. Уолтер. Гизи… Берта.
Попрощавшись, он вышел из залы, за ним и потянулись жених с невестой, Эвике же стояла с опущенными плечами и глядела прямо перед собой. Уолтеру вдруг захотелось приободрить ее как-нибудь. Обнять. Сказать что-то приятное. Ведь кроме него никто не понимает, что это за ощущение, когда в тебе разочаровались все родные.
Перед тем, как выйти за дверь, Уолтер все таки окликнул девушку.
— Эвике! Ты не сделала ничего дурного — вот и граф это понял. Тебя никто не осуждает.
— Спасибо, сударь, — с чувством произнесла та. — Без вас я бы ни за что не догадалась!
Подошедший вампир подставил ей локоть, на который она, не колеблясь, положила руку.
— Что, малышка Эвике, ушли твои друзья?
— Это ничего, — отозвалась девушка, — с такими деньгами я себе новых куплю.
— Ого! Ну тогда пойдем, доченька?
— Хорошо, папенька!
Эвике сладко улыбнулась, но в глазах у нее было достаточно свинца, чтобы отлить пулю. Или серебра. Вампир поневоле вздрогнул.
— А знаешь, — сказал он задумчиво, — я бы и вправду хотел, чтобы ты была моей дочерью. Есть у тебя деловая хватка. И сердце из кремня.
Девушка посмотрела на него долгим взглядом.
— Знаете, сударь, сегодня я в первый раз порадовалась своему сиротству.
Гизела отворила тяжелые створки шкафа в спальне Берты и осторожно, словно боясь чего-то, заглянула внутрь. Раньше она никогда бы не позволила себе прикоснуться к ее вещам, ко всему тому, что еще хранило ее запах и помнило прикосновения, как если бы она только вчера была здесь. Платья висели в чехлах, белье ровными стопками лежало на полках, источая тонкий аромат лавандового саше, а многочисленные шляпки спрятались в отведенных коробках. Идеальный порядок. То, что так любила Берта: порядок в шкафу, порядок в делах, порядок в голове. Но, к сожалению, последнего она лишилась, и весь привычный уклад жизни разрушился.
Гизела сняла с вешалки один из чехлов и показала его Эвике.
— Вот оно.
— То самое платье?
Виконтесса бережно расчехлила его и извлекла на свет произведение чьих-то извращенных фантазий. С первого взгляда сложно было разобрать, что это — платье или переносная военная палатка, такой огромной была юбка. Водрузив ее на кринолин, эту конструкцию можно было использовать, чтобы защитить половину деревни от дождя. Или сдавать в аренду на ночь в качестве дешевого жилья. Или, надувая ее горячим воздухом, летать, как на воздушном шаре. Но надевать на Бал? Увольте! Ярко-красный цвет так и кричал "Укуси меня," а корсаж был богато украшен лентами, кружевами, вышивкой, стразами, бисером, бантиками и розочками — всем, что нашлось под рукой. То, что не поместилось на лиф, было щедро разбросано по остальной поверхности, благо ее площади хватало вполне.
— Оно такое…
— Прекрасное, правда? Посмотри, какое оно легкое и воздушное! Берта надевала его в последнюю ночь перед тем, как исчезнуть.