Его дразнили все детство и юность. К тому же он принимал все слишком близко к сердцу, я думаю, поэтому он так боялся всего. Всегда боялся быть недостаточно хорошим. Или лучше сказать: он никогда не был достаточно хорошим. Они с Сиссель… были довольно похожи.
Обе женщины сидели молча, пребывая в своих мыслях. Наступила умиротворяющая тишина.
Вышло солнце и освещенными ветками большой березы за окном начертило линии на кухонном столе. Вигдис приподняла оборку шторы и выглянула.
– Надо бы вымыть окна, – сказала она.
Поблагодарив, попрощавшись и уже уходя, Кайса быстро обернулась и увидела, что Вигдис по-прежнему сидит и смотрит в окно. Кайса стояла так, что своим телом закрывала ключницу рядом с дверью. Она быстро сняла ключ с вырезанным деревянным сердечком и положила в карман.
21
Погода стояла безветренная, и солнце мерцало сквозь тонкую пелену облаков. Но воздух был ледяным, наверное, скоро выпадет снег, и штормы в это время обычно ждали своей очереди в океане.
Кайса шла в школу встречать Теу и Андерса, и как раз в тот момент, когда она завернула за угол, зазвонил школьный звонок. Первой вышла на улицу Туне. Закинув рюкзак за плечи, она побежала вниз по лестнице. Ее лицо засияло, когда она увидела Кайсу с Юнасом.
– У тебя так много дел, – улыбнулась Кайса.
– Да, я… ээ… – Она оглянулась. Несколько девочек вышли из главного выхода. – Мне нужно домой заниматься, – быстро сказала она, бросив взгляд на девочек. – Можно я погуляю с Юнасом попозже вечером?
– Да, конечно, было бы здорово, – ответила Кайса.
По дороге домой с детьми она увидела женщину, сидевшую на старой платформе для молочных бидонов между магазином и школой. Местные жители, особенно дети и молодежь, часто пользовались платформой как местом встречи, скамейкой, на которую можно присесть.
– Привет, Анне-Гру, что это вы тут сидите? – спросила Кайса, подходя к ней.
– Да жду Пернилле, – ответила та. – Она всегда выходит последней.
Кайса не знала, что и сказать. Пернилле – та девочка, трагически погибшая в аварии в мае, а Анне-Гру – ее мать. Эльзе из магазина рассказала, что Анне-Гру положили в психиатрическую больницу в Олесунне. Кайса не знала, что ее отпустили домой в Лусвику. Она казалась сильно накачанной лекарствами. Что-то безжизненное было в ее чертах, словно мышцы на широком круглом лице были парализованы. Ее взгляд застыл, а уголки рта опустились как будто под силой тяжести. Иссиня-бледная кожа как снятое молоко, жирные волосы, темная челка свисала на глаза. Одета она была в защитного цвета зимнюю куртку, изношенную и грязную вдоль молнии.
– Она вот-вот придет, – сказала Анне-Гру монотонным голосом. – Я подумала, что сегодня на обед приготовлю блины, ведь это любимое блюдо Пернилле. – Она соскользнула с платформы и схватила Кайсу за локоть. – Она ведь скоро придет, правда?
Она нахмурилась, взгляд скользнул по плечу Кайсы, и, ничего не говоря, ушла. Кайса обернулась и увидела, что Вегард Дьюпвик, их арендатор, стоит у магазина. Он пошел навстречу Анне-Гру, обнял ее за плечи, и она прижалась к нему. Казалось, она плачет. И они вместе пошли вниз к церкви и кладбищу на лужайке.
Эльзе упоминала, что Вегарда видели вместе с Анне-Гру. Ходили слухи, что они в отношениях. Анне-Гру уехала из Лусвики еще в молодости, но вернулась пару лет назад. Никто не знал, кто был отцом Пернилле, и кто-то даже думал, что это мог быть Вегард, так трепетно и заботливо он относился к ней. Пернилле много времени проводила с ним на его яхте, он даже научил ее управлять ею. А когда она играла в гандбол, он всегда сидел на трибуне вместе с матерью и болел за нее.
Кайса остановилась и посмотрела им вслед. Бедная женщина, подумала она.
– Что с ней такое, мама? – спросил Андерс.