Распахнув дверцу BMW, Толик плюхнулся в кресло.
– Здорово, бандиты! Чё в такую рань потревожили?
– Кто рано встает – тому Бог баксы дает! – хохотнул Вавула, он был в их бригаде старший.
– Барыга у нас один «неокрышованный» объявился, – охотно объяснил Гном. – Сейчас прокатимся, перетрем.
Секретарша барыги – смазливая рыжеволосая кукла, попыталась загородить шикарной грудью директорскую дверь:
– Сергей Владимирович не принимает!
– Нас примет! – подмигнул ей Вавула, поднял как ребенка на руки и передал Гному. Тот глумливо захохотал и понес секретаршу к дивану, не забывая шарить у нее под юбкой, посадил и ласково предупредил:
– Сиди тихо, а то матку вырву.
Увидев трех амбалов, директор, похоже, не удивился. Лишь печально вздохнул и, изображая гостеприимного хозяина, предложил «господам» присесть.
Вавула сразу же приступил к делу, рассказал счастливцу как ему повезло с крышей и что лучшей защиты в городе не найти, а стоит эта замечательная услуга всего-то пятнадцать процентов от прибыли, у других цены несоизмеримо выше. Барыга, похоже, обрадовался и даже засмеялся. Вавула с Гномом тоже похохотали. Не смеялся только Толик. Он мрачно глядел на директора и шептал: «Ну, вот и встретились, парень в джинсах».
Когда дело было уже практически на мази и директор даже предложил братве откушать дорогого вискарика, Кулак неожиданно встал, надел на пальцы кастет и подошел к белобрысому предпринимателю.
– Сергею Владимировичу не нравится цифра пятнадцать! Ему нравится цифра двадцать! Ведь я прав?
С этими словами Толик нанес своему давнему врагу смачный удар по зубам. Директор упал на пол, а бандит принялся пинать его ногами.
– Вот тебе двадцать копеек, с***ка! Вот тебе двадцать копеек, тварь!
Вавула и Гном на мгновение оцепенели, но потом пришли в себя, оттащили Толика прочь.
– Ты что, Кулак, с катушек съехал?!
– Он будет платить двадцать процентов! – заорал Кулачков. – Ты понял, с***ка?!
Белобрысый тяжело поднялся, сплюнул кровью на дорогой ковер. Усмехнулся разбитыми губами:
– Чего же непонятного? – и тихо добавил: – Я тебя тоже узнал. Вижу – подрос мальчик…
1995 год.
Толик хохотал и никак не мог остановиться. Он был изрядно навеселе. Кулачков вспоминал, как попросил хозяина кабака привести ему самую дорогую проститутку и тот вдруг привел Вику. Она его не узнала. Зато он ее узнал. Еще красивее стала, зараза. Школьницей была – взгляд не отвести, а сейчас расцвела по полной, округлилась. Глазищи в пол-лица, губки пухлые блестят от дорогой помады.
Что он только с ней не делал, и так и эдак, и вот так. Потом спросил:
– А помнишь, Вика, как мы с тобой по аллее в девятом классе гуляли?
Узнала! Даже рот от удивления открыла. А Кулак сунул ей в пасть мятые баксы, по заднице шлепнул «Проваливай, дешевка»!
Как она на него смотрела! Чуть дыру не протерла.
«Толя, что с тобой стало? Тогда в школе… Ты же был совсем другим…".
«Ну, точно – чокнутая. Еще бы детский сад вспомнила».
Толик оставил машину на стоянке и продолжая хохотать, пошатываясь брел домой.
– Эй, Кулак, притормози! – неожиданно раздался знакомый хриплый голос.
Из темной подворотни навстречу шагнул высокий блондин. В руке пистолет с глушителем.
Толик остолбенел. Сердце екнуло.
– Ты? – спросил он, хотя и так знал ответ.
– Я!, – кивнул давний знакомый. – За последние годы мы слишком часто встречались. Мне это надоело. Прощай.
Сухо кашлянул выстрел.
Блондин какое-то время мрачно смотрел на мертвое тело, потом вздохнул, порылся в кармане плаща и швырнул на землю серебристую монетку.
– Вот твои двадцать копеек, жмот.
Рядом с головой Толика расплывалось уродливая темная лужа и в ней, как островок посреди океана, чужеродно поблескивала двадцатикопеечная монетка, по злой иронии судьбы, 1976 года выпуска.
27.03.13Скальп генерала Дугласа
В одиннадцать лет я был лучшим фехтовальщиком своего двора. Да что двора, всего городка Моссовета. Я мог фехтовать с утра до вечера, зимой и летом, в снег и дождь. За несколько лет моя правая кисть приобрела такую подвижность, что я мог отбивать сыпавшиеся на меня удары не сходя с места, не прыгая и не отскакивая. Помню, я как раз демонстрировал мастерство фехтовального боя двум своим закадычным друзьям, Мишке и Андрею, когда во дворе появилась моя мама. Я ее не заметил, поскольку противники у меня были серьезными. Это было видно по их свирепым лицам, на которых так и читалось желание пронзить вашего покорного слугу насквозь. Мишка норовил стукнуть меня палкой по ногам, а Андрей корчил страшные рожи и вопил:
«Умри, каналья!».
Мама встала под дерево и с улыбкой наблюдала за нами. Она всегда улыбалась, когда ей доводилось подглядеть за нашими играми. Случалось это нечасто, ибо женщинам нет места в мужских забавах. Так я обычно объяснял ей, когда она просила посидеть рядом с нами. На самом деле я просто стеснялся взрослых. Мне казалось, что они обязательно скажут: «Ох, какой большой мальчик, а ведет себя, как ребенок».
Парировав удар Андрея, я сделал красивый выпад, и моя деревянная шпага нашла вражескую грудь. Андрюха изобразил на лице невыносимую боль и повалился на землю. А я атаковал Мишку, он сражался значительно хуже Андрея, поэтому я без труда расправился с ним.
Мама захлопала в ладоши и подошла к нам.
– Браво, мушкетер!
Я недовольно тряхнул головой:
– Я не мушкетер! Я гвардеец кардинала! А мушкетеры, – моя шпага указала на лежащих на газоне Мишку и Андрея и старательно притворявшихся убитыми, – Мушкетеры мертвы!
– Хорошо, гвардеец, – покладисто согласилась мама. – Пора обедать. – потом она строго сказала моим друзьям:
– Ребята, вставайте! Земля сейчас холодная – можно простудиться.
Те радостно вскочили на ноги.
– Здрасьте, тёть Галь!
Хитрый Мишка с интересом поглядывал на мамину сумку и жмурился, как кот на сметану. Он знал, что у мамы всегда есть, что-то вкусное. И он, как всегда, не ошибся. В этот раз мы получили овсяные печенья.
Андрей, роняя коричневые крошки на газон, говорил с набитым ртом:
– Тетя Галь, Гришка здорово сражается, но ничего – в следующий раз мы прикончим его! Правда, Мишка?!
– Угу, – согласился Мишка. – А то он возгордился. Считает себя первым клинком Франции.
Мама прыснула от смеха, она всегда была очень смешливая.
По дороге домой она спрашивала меня:
– Почему ты всегда выбираешь отрицательные роли? Почему ты гвардеец, а не мушкетер?
– Потому что гвардейцы злые!
– Но ты же не злой.
– Но кто-то должен быть злым! Иначе играть не интересно! – Я удивлялся, что мама не понимает таких очевидных вещей.
– Но нельзя же всегда играть только отрицательных персонажей? Вот недавно на школьном спектакле, где вы ставили спектакль о героях-партизанах – ты изображал фашиста.
Мама открыла дверь ключом и мы вошли в квартиру. Папа на кухне, как всегда, возился с моторами. Это было его хобби. У нас дома было, наверное, два десятка моторов самого разного размера. Вот и сейчас, отец любовно прикручивал точильный камень к одному из них. Он довольно напевал какую-то песенку. На нас он не обратил никакого внимания.
– Почему Миша и Андрюша были партизанами? – продолжала мама. – А ты немец?
– Потому что я пухлый! – ответил я. – Пухлых партизан не бывает!
– Кто тебе сказал, что ты пухлый? – нахмурилась мама. – Что за глупости такие? Ты нормальный.
– Ребята сказали, что я толстый. А где ты видела толстых партизан?
– Чем глубже в лес, тем толще партизаны. – пропел папа, закрепляя мотор на железной подставке.
Мама неодобрительно зыркнула на него и увела меня с кухни в комнату, усадила на диван.
– Если ты толстый, то зачем засунул подушку под рубаху?
– Что бы быть еще толще! Видела, какое у меня стало большое пузо?! Все зрители сразу поняли, что я матерый фашист!
– И чего ты добился? Твоим друзьям все аплодировали, а в тебя один мальчик швырнул огрызок яблока.