Некоторые газеты требовали даже, чтобы всех евреев повыгоняли из города. Было очень противно – но людей за это нельзя осуждать. Случилось одно из самых чудовищных убийств, когда-либо совершавшихся в Лондоне.
Ламберт пристально наблюдал за Питтом, следя за выражением его лица и пытаясь понять, что тот думает. Томас попытался согнать с лица всякое выражение и выглядеть совершенно бесстрастно, но был почти уверен, что ему это не удалось.
– Да, – ответил он вежливо. – Мне известно, что тело Кингсли Блейна было найдено на Фэрриерс-лейн. А кем?
Ламберт задумался. Наконец он произнес:
– Рано утром, мальчиком – подручным кузнеца, и это зрелище так потрясло беднягу, что он, насколько мне известно, долго был не в себе и в конце концов вроде бы уехал из Лондона в деревню, куда-то в Сассекс.
– А в ту ночь больше никто не проходил по Фэрриерс-лейн? Странно, согласитесь, если учесть, что многие ею пользуются…
– Если кто и проходил, то они или не видели Блейна, распятого на двери конюшни, или не сообщили об этом. Думаю, что возможно и то и другое. В темноте смотришь только куда ногу поставить, да и мало что можно увидеть ночью…
– А конюшня стоит в стороне от дороги?
– Да… да. Она в дальнем конце двора.
– Значит, тот, кто убил Блейна, либо как-то заманил его в глубь двора, либо был достаточно сильным человеком, чтобы затащить его туда, – размышлял Питт вслух.
– Полагаю, что этот вывод напрашивается сам собой, – согласился Ламберт. – Но Блейн же был знаком с Годменом, и тому нетрудно было убедить его сойти с дороги и направиться во двор.
– Неужели? Я бы не захотел направиться в темный двор с мужчиной, чью сестру я соблазнил, а вы?
Ламберт уставился на него, покраснев от смущения и оскорбленных чувств.
– Думаю, вы спешите с выводами, Питт, для которых нет никаких оснований. Кингсли Блейн был красивый молодой мужчина с хорошо подвешенным языком, но при этом довольно простодушный. Он влюбился в талантливую актрису, не то чтобы по-настоящему красивую, но… привлекательную женщину, которая знала, как манипулировать мужчиной. – В голосе Ламберта одновременно звучали уверенность и презрение. – И если кто был соблазнен, так это именно Блейн, а не она. Годмен мог яростно отрицать это, но он знал правду. – Ламберт покачал головой. – Нет, Питт, Тамар Маколи вовсе не была невинной девушкой, соблазненной грубым, развратным мужчиной. Никто из знавших всех этих людей не мог и вообразить себе иное. Думаю, очень легко поверить, что Блейн охотно пошел вместе с Годменом, считая себя в совершенной безопасности.
Томас немного помолчал, потом сказал, стараясь, чтобы в его голосе не было слышно сомнения:
– Возможно, именно Тамар Маколи была инициатором любовной интриги и соблазнительницей. Но, вы думаете, она допустила бы, чтобы Блейн это тоже понимал?
– Понятия не имею, – Ламберт был по-прежнему настроен презрительно, – но какое это имеет значение?
Питт слегка переменил позу. Ему очень хотелось попросить Ламберта открыть окно. В комнате совершенно нечем было дышать.
– Дело ведь не в характере их отношений; важно, что о них думал сам Блейн. И если он считал себя чертовски развращенным человеком, который закрутил интрижку с актрисой, тогда, значит, он мог чувствовать себя виноватым и опасаться за себя, как бы это ни казалось смешно.
– Сомневаюсь, – ответил Ламберт, но по мере того, как резонность соображений Питта доходила до него, его лицо становилось все более угрюмым и недовольным. – Годмен был невысок и субтильного сложения. Блейн тоже был худощав, но высок. И не думаю, что он мог испытывать перед Годменом чисто физический страх.
Питт пошевелился. Он чувствовал себя неважно и бессознательно потянулся к воротнику, опасаясь, что вот-вот задохнется.