– Дурная кровь, – сказала она с горечью. – И с этим ничего не поделаешь. Кингсли спит в могиле, этот проклятый еврей – тоже! И давайте наконец успокоимся. – Суровое лицо ее было полно застарелой ненависти и невыносимой боли.
– Совершенно верно, бабушка, – ответил ласково О’Нил, – и пусть оно вас больше не беспокоит. Бедняга мистер Стаффорд тоже в могиле, или его вот-вот похоронят. Будем надеяться, что этого будет довольно даже для мисс Маколи.
Ада вздрогнула, и взгляд ее выразил еще большее отвращение.
Внезапно вернулся к действительности Проспер. До этого момента он, казалось, пребывал в оцепенении, которое сейчас как рукой сняло.
– Всё, мистер Питт, на этом разговор закончен! Мы ничем не в силах помочь вам, – заключил он отрывисто. – Всего хорошего. Вам надо искать ответ на вопрос, кто убил мистера Стаффорда, в другом месте. Несомненно, у него были враги… – Он оборвал себя, и фраза повисла в воздухе. Ему не хотелось говорить плохо о мертвом – это вульгарно, – но было совершенно ясно, что он имеет в виду.
– Благодарю за любезность, которую вы оказали, приняв меня, мэм, – адресовался Питт к несгибаемой Аде, а заодно и к Харримору.
С ними разговор окончен, ничего не поделаешь. Тем более что из О’Нила тоже ничего не удастся выжать. Мнение о том, что Стаффорд желал лишь снова утвердиться в своей правоте, очень правдоподобно, на это нечего возразить. Эти люди не причастны к убийству Кингсли Блейна, и следствие по делу не обращалось к ним за информацией.
– Не стоит благодарности, – ответила старая дама, но с непримиримостью и повинуясь только требованиям вежливости. – Желаю вам удачного дня, мистер Питт.
Проспер взглянул на мать, потом на инспектора, натянуто улыбнулся и протянул руку к звонку, чтобы горничная проводила гостя до выхода.
Вновь очутившись на спокойной, тихой улице, Питт стал обдумывать случившееся. Да, все больше и больше становится похоже на то, что опиум во фляжку влили или Джунипер Стаффорд, или Адольфус Прайс. И действительно, какой бы тщетной или просто невозможной ни выглядела такая затея по здравом размышлении, в горячке страсти они могли вообразить, что смогут быть счастливы, если Стаффорд умрет, что обретут радость, в которой им отказано при его жизни. Одержимость часто неспособна видеть дальше определенной границы, и плотский голод пожирает все силы ума, пока его не удовлетворишь любой ценой.
Неужели эти двое охвачены именно таким чувством? Вот это и надо расследовать. Губы Томаса искривило отвращение. Он ненавидел вмешательство в запретную область чувств. Есть людские слабости, о которых не полагается знать третьему, всегда лишнему, и безрассудная, неутолимая страсть одного человека к другому относится к их числу. Такие страсти не делают человека духовно богаче – нет, они делают его мельче и в конечном счете разрушают, как, по-видимому, разрушили Джунипер Стаффорд и ее любовника.
Но прежде чем искать доказательства этого преступления, Томасу совершенно необходимо освободить голову от мысли о деле Блейна – Годмена. Ему уже весьма много известно о нем, хотя могут существовать еще кое-какие обстоятельства и подробности, известные лишь полиции. Кроме того, Питту хотелось составить собственное представление о людях, которые проводили тогда расследование, и о давлении, оказанном на них, а также определить область возможных неточностей и ошибок. И, если удастся, ознакомиться с их собственными впечатлениями от дела и следствия.
Томас медленно шел по направлению к уличному перекрестку, сунув руки в карманы и обдумывая все на ходу. Он не любил обращаться к давним впечатлениям и прежним расследованиям, но выбора не было. Нет, он попытается заняться этим делом, причем самым тактичным образом, и теперь тщательно и не спеша обдумывал, с чего начать расспросы, и подыскивал нужные слова.