Внутри страны денег не было, и как только международные финансисты, осознав уникальность ее положения, начали кредитовать российский бизнес (а также покупать пакеты акций его предприятий), внешний долг России начал стремительно нарастать.
Поразительно, что при этом в качестве кредитов российским предприятиям и банкам предоставлялись российские же деньги, выведенные правящей клептократией из российской экономики. «Наше» государство вкладывало их в ценные бумаги развитых стран, и они, пройдя по финансовой инфраструктуре этих стран, предоставлялись их банками в качестве кредитов нашим предприятиям, но по процентной ставке, на порядок превышавшей ту, под которую Кудрин и компания выводили их из страны.
Именно на этой противоестественной основе (кредитования своими же собственными деньгами), получившей элегантное название «петля Кудрина», в которой задыхалась и задыхается вся российская экономика, с 2006 года вторым хозяйственным двигателем страны, второй ее опорой наравне с экспортной выручкой стало внешнее кредитование.
Все остальные источники развития, существовавшие даже в 90-е годы, были методично раздавлены либеральным реформаторами (не только за ненадобностью, но и как конкурирующие источники денег). Соответственно, их больше нет.
Стоит ли говорить, что глобальный кризис подрубил обе ноги российской экономики, выбив табуретку сначала из-под путинского «процветания», а затем уже и из-под путинской «стабильности»?
2008 и 2014 годы: болезненные аналогии и различия
Прекращение возвращения в Россию в виде внешних кредитов российских же денег, выведенных либеральными реформаторами из страны, осенью 2008 года стало первым витком сжатия спроса. Правительство и Банк России оказались настолько не готовыми к нему, что, закрыв биржевые торги в понедельник 15 сентября 2008 года и по сути дела бездельничая до вечера 18 сентября, едва не довели дело до катастрофы. Паника, охватившая бизнес, начала захлестывать широкие слои населения, что создало реальную угрозу уничтожения всей банковской системы страны и коллапса экономики в результате массового штурма вкладчиками отделений банков. Ситуацию удалось спасти буквально в последний момент, собрав чрезвычайное, по сути, рабочее заседание в ночь с 18 на 19 сентября и приняв решение дать банкам столько денег, сколько им понадобится (ибо даже либеральные реформаторы поняли, что в случае промедления до начала рабочего дня пятницы 19 сентября спасать будет уже нечего).
Однако дальше пресловутого ситуативного реагирования дело не пошло: ни о какой комплексной антикризисной программе правительство даже не заикалось (более того, была предпринята попытка вообще запретить употребление слова «кризис»), и в результате Россия оказалась полностью беззащитной перед вторым витком сжатия спроса – из-за падения чистой экспортной выручки. Ужасающий эффект, хотя кризис находился только в начальной стадии развития, стал заметен по косвенным признакам в сентябре, но в полной мере проявился с октября 2008 года и стал окончательно ясен в ноябре.
Правительство же вплоть до декабря вообще отрицало наличие кризиса, не употребляя даже этого слова.
Итоги памятны всем: спад ВВП в 2009 году – на 7,9 % – максимален среди стран большой двадцатки, хотя спад промышленности в Японии, например, был значительно больше, чем у нас (21,6 % против 9,3 %). Инвестиции рухнули почти на одну шестую, розничный товарооборот – почти на 5 %, экспорт и импорт – более чем на 35 %. И всего-то резко сократилось (хотя, несмотря на мировой финансовый шок, не прекратилось совсем) внешнее финансирование, цены на нефть вернулись на уровень позапрошлого, 2007 года, пусть даже и проделав по дороге головокружительный кульбит со 149 до 34 долларов за баррель.
В 2008 году российский кризис был вызван сугубо внешними причинами: это его главное отличие от того кризиса, в который мы входим сейчас. В результате, поджавшись и затаив дыхание, российская экономика просто дождалась нормализации мирового развития, – и восстановилась вслед за ним и под его влиянием в прежней, коррупционно-сырьевой модели.
Не стоит забывать, что глобальный бизнес, которому при помощи либералов во власти подчинена вся социально-экономическая политика России, в принципе, ничего не имеет против коррупции, так как украденные в ее ходе деньги, как правило, выводятся на Запад или тратятся на потребление импортной роскоши и потому становятся его финансовыми ресурсами.
А вот расходы на социальное и хозяйственное развитие контролируемых им стран для глобального бизнеса совершенно неприемлемы: прежде всего, они грозят ему возникновением конкуренции, но главное заключается в том, что направленные на них ресурсы являются для него потерянными и потому представляют собой, с его точки зрения, вопиющую и не имеющую оправданий бесхозяйственность.
Нынешний кризис вызван сугубо внутренними причинами: коррупция и монополизм переломили хребет российской экономике, которая не ускорила свой рост даже в 2011 году, когда нефть подорожала почти на 40 %. Затем последовало нарастающее торможение ее роста – и девальвацию, вызвав паническое бегство капиталов из страны, пришлось начать до всех внешних осложнений, еще в январе 2014 года, – просто чтобы не допустить экономического спада прямо тогда.
Внешние факторы – санкции и удешевление нефти – лишь усугубили внутренние причины кризиса, причем они оказали негативные последствия не сами по себе, а прежде всего из-за нежелания разленившейся бюрократии активно и содержательно реагировать на них. При этом значимость санкций чудовищно преувеличивается бюрократией просто потому, что чиновники объясняют ими последствия собственной политики, освобождая себя от ответственности за нее.
Тем не менее российская экономика погружается в депрессионную спираль. В ней сжатие спроса (первоначально из-за девальвации и роста цен, затем из-за прекращения внешнего кредитования, сокращения экспортной выручки и сжатия внутреннего кредита) обрушивает производство, что, в свою очередь, ведет к новому сжатию спроса из-за падения доходов населения и предприятий. Это новое сжатие спроса, в свою очередь, провоцирует новое сокращение производства, и так до тех пор, пока государство не одумается и не начнет компенсировать сжатие коммерческого спроса увеличением своих расходов – прежде всего, при помощи модернизации инфраструктуры.
Именно в этом механизме (в прошлый кризис примененном, например, в Китае) заключается стандартный механизм стабилизации экономики в депрессии и вывода ее в устойчивый рост. Однако пока от него отказываются: ссылаясь, как в 90-е годы, на нехватку средств (хотя федеральный бюджет захлебывается от денег: на 1 января 2015 года неиспользуемые остатки средств на его счетах превысили 10 трлн руб.), государство готовится сокращать финансирование даже начатых крупных инвестиционных проектов (например, строительство Центральной кольцевой автодороги).
Справедливости ради следует отметить, что комплексной модернизации инфраструктуры мешают монополизм и коррупция. В самом деле: если государство будет увеличивать спрос при сегодняшнем монополизме, то, как это было во время стимулирования спроса на жилье при помощи ипотечного кредитования (когда нацпроект «Доступное жилье» окончательно сделал жилье недоступным), увеличение спроса полностью уйдет, как в свисток, в рост цен на монополизированных рынках.