Элпью опустила входную плату в красивые ящички для денег, которые являлись частью раскрашенных статуй, изображавших выпрашивающих милостыню цыганок. За статуями стоял дородный мужчина в синем одеянии, с большим жезлом.
— Больные женщины в западной галерее, мужчины — в восточной! — рявкнул он. — Сегодня у нас очень занятные обитатели в обеих галереях, дамы, если вы соблаговолите выбрать.
Они свернули налево и прошли через железную ограду в мужское крыло больницы.
Их встретил оглушительный шум. Ничего громче этого бренчания цепей, хлопанья дверей, чтения стихов, пения и криков ни графиня, ни Элпью в своей жизни не слышали, даже когда сидели в Ньюгейтской или Флитской тюрьме во время самых страшных бунтов.
— Где тут может быть мистер Лукас? — проорала Элпью, внося свой вклад в какофонию.
Некоторые пациенты сидели за решеткой, другие, которых считали безобидными, бродили на свободе. Элпью по очереди вглядывалась в клетки.
— Ну, скажу вам, мадам, пахнет здесь похуже, чем нашатырем или аммиаком. Какое вонючее место. Как в зверинце.
Мужчина в клетке жевал и одновременно бормотал:
— Сыр хорош с хлебом, а хлеб хорош с сыром, и хлеб — это хлеб, а сыр хорош, и хлеб с сыром...
Другой мужчина рядом с ним маршировал на месте.
— Чем вы занимаетесь, — спросила Элпью, — что топчетесь на одном месте?
— Я утрамбовываю совесть, чтобы она не поднялась и не бросилась мне в лицо. — Он прыгнул вперед и стал трясти прутья решетки. — Берегитесь! Берегитесь! Она свирепа, как разбуженный лев, она рычит вот так. — Он издал могучий рев, заставив Элпью отпрыгнуть назад, а мужчину с хлебом и сыром — выплюнуть полный рот еды, запачкав графиню.
Старик в следующей клетке протискивался сквозь прутья и кричал:
— Я достаточно стар, чтобы у меня выросли волосы там, где у вас их нет. — Он похлопал себя по штанам. — Хотите посмотреть, дамы?
Отведя глаза, Элпью быстро прошла дальше.
— О, Элпью! — в тревоге вскричала графиня. — Какие неистовые силы овладевают этими созданиями, делая их такими?
Красивый мальчик рядом с ними подпрыгивал, непрерывно что-то бормоча.
— Что он говорит?
— Помогите, помогите, помогите, помогите, мадам.
— Чем мы можем тебе помочь, дитя? — спросила графиня, надеясь дать ему конфету или денег, чтобы облегчить его очевидные страдания.
— Теперь уже никто не может мне помочь. Осторожнее, старая леди, ибо я пытаюсь удержать свою мочу, но когда она вырвется наружу, вы наверняка утонете вместе со всеми этими душами.
Графиня быстро отошла в сторону.
— Какая химера — жизнь, Элпью. Легкое дуновение ветра. — Она поднесла к носу платок, чтобы приглушить вонь.
— Бедняжки, бедняжки. — Элпью бросила взгляд на следующий ряд безумных узников.
— Увы, увы, мадам... — Мужчина рядом с графиней наклонился к ней и покачал головой. — Это и в самом деле печальные души.
— Жалкое зрелище, сэр, — отозвалась графиня сквозь смятый платок. — Мы ищем здесь друга. Мистера Лукаса.
— Лукаса? Нет. Я его не знаю. — Мужчина пошел в ногу с графиней. — Я занимаюсь биржевыми спекуляциями в Сити. Мне нравится прогуливаться здесь по галереям. Ради собственного душевного здоровья. Мой бизнес — деньги. И очень успешный, будьте уверены. Сегодня миром правят деньги. — Он коснулся локтя графини. — Позвольте дать вам совет. Вкладывайте, мадам! Вкладывайте ваше золото. Вы удвоите, утроите его.
Хотя золота у нее было немного и, уж конечно, не имелось свободного для инвестиций, предложение показалось графине заманчивым.
— И какое же общество, товар или компанию вы порекомендуете, сэр?
Мужчина оглянулся — убедиться, что их не подслушивают.