— Che orrore! О cinquecento cosi di fare! Avanti!
— Чего он болтает? — Элпью посмотрела на графиню.
Припомнив голос Гортензии Манчини, одной из любовниц Карла, и как можно лучше изобразив итальянский акцент, графиня обратилась к итальянцу на его родном языке.
— Синьор Лампоне, per favor?
— Si! Si! Mi chiamo Лампоне.
— Да, да. — Графиня начала терять терпение. — Где синьор Лампоне?
— Sono Лампоне! — во весь голос гаркнуло белое существо.
— Ah Sicilia! Veleni mia! — воскликнула графиня, старательно имитируя фразы, которые, как она помнила, кричала в раздражении Манчини. — Banditti mia! Assassini mia!
— Al diavolo! О чем это вы? — гаркнул Лампоне, чтобы только заставить графиню замолчать. — Я Руджеро Лампоне. А вы кто, черт вас дери?
Графиня всмотрелась, черты лица действительно показались ей знакомыми.
— А почему вы побелели? — спросила Элпью, касаясь его потрескавшейся кожи.
— Avanti. Идемте. Идемте. — Он побежал назад, графиня и Элпью последовали за ним.
Его студия тоже оказалась белой. На полулежали пустые формы, а в каждом углу стояли причудливые фигуры, задрапированные огромными кусками ткани.
— Гипс! Гипс! — крикнул Лампоне, помешивая палкой в большом котле, наполненном чем-то белым. Он потрогал бок кастрюли. — Mamma mia! — Подхватив котел, он разлил жидкость, похожую по густоте на сливки, в подготовленные формы.
Графиня увидела ведра с водой и стоявшие рядом с ними мешки с гипсом.
— Вы очень заняты, синьор Лампоне?
— Очень, очень занят. Я устраиваю выставку.
Элпью расхаживала по комнате, рассматривая рисунки с тщательно изображенными Страстями: Плач, Острая боль, Презрение, Ненависть, Ужас, Страх, Отчаяние, Удивление, Любовь...
— Синьор Лампоне... — Графиня попыхтела. — Где ваша любовница? Ваша возлюбленная?
Лампоне замер.
— Почему вы спрашиваете?
— Это важно. Нам нужно поговорить с вашей любовницей.
Лампоне воздел руки и разразился потоком итальянских восклицаний. Прошел в угол студии к подножию пыльной, заляпанной краской лестницы и крикнул, обращаясь наверх:
— Gioiello! Сокровище мое! — Лампоне вернулся к своим формам и принялся ожесточенно стучать ими по деревянному полу. — Моя ненасытная похоть сейчас спустится. А я должен работать.
Графиня переместилась к Элпью, стоявшей у лестницы.
— Что? — На верхней ступеньке лестницы появился человек, закутанный в простыню, и стал спускаться, опустив голову и протирая со сна глаза.
— Две женщины к тебе, tesoro. — Лампоне продолжал грохотать формами. Он повернулся к графине. — Мы были в постели. Понимаете, искусство пробуждает любовь.
— Извините, что побеспокоили вас, мисс! — крикнула графиня. — Но прежде чем вы покинете страну, чтобы свить гнездышко с мистером Лампоне, нам хотелось бы получить от вас некоторые сведения.
Фигура сбросила простыню, явив свою полную наготу.
— Какие сведения?
Но обнаженный человек перед ними не был Сарой. Любовью Лампоне оказался растрепанный юноша.
Нисколько не смущаясь, графиня повернулась к Лампоне.
— Но где же Сара? Вы же должны были бежать с Сарой.
— Сара?
В глазах сонного юноши, посмотревшего на Лампоне, мелькнули искорки.
— Сара... горничная Ребекки.
— Лампоне! Путается с простой горничной! Я? — Глаза Лампоне расширились, усы зашевелились. — Чтобы великий Лампоне резвился с какой-то коротышкой-служанкой? Да как вы смеете! — Схватив палку, с которой еще стекали капли жидкого гипса, он погнался за графиней.
Элпью уже была у двери. Последнее, что услышала леди Анастасия, выскакивая вслед за компаньонкой из студии, крики юноши:
— Ах ты, вероломный итальянский потаскун! Кто еще такая Сара?
— Уф! — выдохнула Элпью, когда они выбрались на улицу.