— Он взял листок. — Меня поражает, сколько возможностей этот писака Шекспир упустил в своей трагедии о Ричарде. Возьмем, например, последний акт. После утомительного явления всех этих призраков... я вкладываю в уста Кетсби следующие слова:
Неужто сон дурной вас напугал,
Когда живых бояться надо?
А Ричард в этот момент осознает, что должен воспользоваться моментом, забыть прошлые беды, и поэтому говорит — тут я оставил, как у Шекспира:
Нет, не смутить наш дух пустыми снами!
Ведь совесть — вздор.
Затем он поворачивается у меня к аудитории с самоуверенной улыбкой: «И Ричард — снова с вами!»
— Это великолепно, — проговорил священник, хлопнув ладонью по стопке листов. — Отличная поправка. Новый штрих к характеру злодея.
— В духе моего лорда Рейкуэлла... — Графиня не закончила предложение, надеясь на реакцию.
— Да. И... э... потом... — Сиббер схватил другой листок. — ...когда Ричард обращается к убийцам в четвертом акте, у меня он кричит: «Покончить с ним...» Потом я собираюсь слегка подмигнуть зрителям: «...вот вам и Бэкингем!» Я уверен, что сорву этими словами аплодисменты. Особенно если речь пойдет о голове Джорджа! — Сиббер плюхнулся на стул и засмеялся. — Понимаете, графиня, существуют всего два точных признака успеха актера. Это смех и аплодисменты.
— Никаких известий от Ребекки? — спросила графиня, наблюдая за его реакцией.
— Она всегда была импульсивна. — На лице Сиббера ничего не отразилось. — Она отправилась предаваться определенным утехам с этим юнцом. Но когда схлынет первая волна страсти, она вернется, поджав хвост и желая получить назад все свои роли. Подобные женщины всегда так поступают.
— И она на какое-то время примирится с Рейкуэллом?
— Если он швыряет деньгами так, как на празднике в «Причуде», то почему нет?
— Ваше преподобие Фарквар, вы, должно быть, встречались с благородным лордом.
Священник поднял на графиню глаза.
— С чего вы взяли?
— Когда мы с вами виделись в последний раз, он сидел в Бошампской башне.
— Ах этот! Из шайки титиров. Нет. Но разумеется, мне рассказывали о нем господа йомены.
— Как вы думаете, мог ли он каким-то образом сбежать из Тауэра в ту ночь, когда Лампоне читал свою лекцию о Страстях?
— Сбежать! — Священник покраснел. — Когда там стража, подъемные решетки, рвы и львы? Не думаю. — Он нахмурился, прикидывая. — А если этот парень сбежал, зачем возвращаться в Тауэр? С его деньгами он мог сесть на ночное суденышко, идущее до Франции, и к рассвету быть в безопасности. — Священник взял одну из Сибберовых страниц. — Мне нравится эта строчка, — сказал он, сдавленно посмеиваясь. — «Прощайте, принцы, похоронный звон по вам — он слаще музыки моим ушам».
— Льщу себя надеждой, что умею заставить фразу заиграть новыми гранями, ваше преподобие. — Сиббер обмакнул перо в чернильницу. — Мне нужно работать, графиня. Мы писатели! Вы же знакомы с нашей кухней. Особенно в моем случае, когда на меня свалилось это дополнительное бремя — играть в труппе, в которой за одну неделю пришлось заменить двух ведущих актрис и над которой висит угроза закрытия, исходящая от алчущего доходов филистера.
Графиня вернулась в артистическое фойе. Актеры находились здесь всю ночь. Кроме того, было очевидно, что никто из них даже не знает о смерти Ребекки. Но если она не ошибается, у Сиббера, бесспорно, имеются какие-то связи с малоприятным лордом Рейкуэллом.
Графиня и Элпью решили поговорить с книготорговцем, прежде чем подняться наверх и обследовать квартиру Ребекки.