Драная одежда была навалена вперемешку с вонючими отходами, которые привозили золотари, навозом, сломанной мебелью, гниющей пищей и прочим мусором огромного, людного Лондона.
Графиня содрогалась, шагая мимо. Наблюдая за этими несчастными созданиями, она чувствовала себя такой счастливой. В конце концов, у нее есть прекрасный дом, великолепная компаньонка Элпью. Что до Годфри, то хотя он и был жалкой, ворчливой развалиной, но оставался верен ей, этого никто бы не смог отрицать. Единственная неприятность состояла в том, что она была должна деньги сумасшедшей актрисе, которая, вполне возможно, убила свою соперницу и в настоящее время жила с графиней под одной крышей!
Графиня обернулась. Позади слышался громкий топот копыт. Она увидела только облако пыли, поднимавшееся над дорогой. Топот стал громче, и, как только показались лошади, графиня бросилась прочь с дороги, спотыкаясь о груды мусора.
Лошади были великолепны. Из самых дорогих, скаковых, возможно, принадлежащих какому-нибудь герцогу или графу. Когда они приблизились, графиня получше рассмотрела всадников. Но они оказались не благородными особами, а мальчишками, безошибочно узнаваемыми по розовым лентам титиров. Они пришпоривали и хлестали своих лошадей, состязаясь друг с другом в скорости.
Когда они промчались мимо графини, она упала навзничь на груду гнилых овощей. Дряхлый старатель, оказавшийся поблизости, подбежал и помог ей подняться.
— Вот, госпожа, держитесь. — Он обтер руки о свою грязную одежду и посмотрел вслед наездникам. — Титиры. Постоянно гоняют здесь лошадей. Избалованные барчуки.
— Неподходящее место для скачек. Почему не заняться этим в Нью-Маркете?
— Ах, леди, вы меня, стало быть, не поняли. Скорее всего это не их лошади. Они крадут их у какой-нибудь коновязи в городе. Бедняга владелец и не подозревает о пропаже, пока не окажется слишком поздно. Эти шалопаи выбирают только самых лучших, самых быстрых лошадок и носятся на них сломя голову. Сбивают людей. Даже налетают на деревья. Случается, и сами убиваются насмерть. Ох уж эта молодежь, иногда ездят без седла и вышибают себе мозги.
— Зачем они это делают? — Графиня посмотрела вслед уменьшающемуся облаку пыли. — С чего бы им откалывать подобные номера?
— А просто так. — Старик вытер руки о грязные штаны. — Они творят это для собственного удовольствия.
— Скачут для удовольствия! — воскликнула графиня. — У нынешних молодых людей явно слишком много свободного времени. В мое время они бы воевали.
— Да, — согласился оборванец. — И посмотрите, что теперь со мной стало! Копаюсь в этих кучах в поисках дров для очага.
Графине стало ужасно жаль старика, и она достала шиллинг.
— Возьмите. И скажите, далеко ли еще до места, называемого Райская улица?
— Ты погубил меня. Я разума лишусь. — Ребекка привычно топнула ногой, чтобы привлечь внимание зрителей к себе: — Сказал, что страстен ты, возможно ль это? Так ласков с ней, так холоден со мной.
Пока Ребекка произносила напыщенные вирши, Элпью прикладывала все силы, чтобы казаться невозмутимой и в то же время наблюдать за актерами (Сиббер выглядел особенно угрожающе с огромным сверкающим ятаганом) и за публикой. К несчастью, в тот момент, когда Элпью обратила взор в зрительный зал, ее опять затошнило, а ноги задрожали так сильно, что заколыхались юбки. Все эти люди сидят и смотрят. И зачем только актеры обрекают себя на такие муки?
Совершенно неожиданно Ребекка бросилась вперед. Застигнутая врасплох, Элпью рванулась за ней самым неуклюжим образом, и зрители как один громко вскрикнули. Обретя равновесие, Элпью вдруг заметила, что актеры замолчали и смотрят на нее. В зрительном зале почему-то послышались свистки, кое-кто захлопал.
Сиббер шагнул вперед и, проходя мимо Элпью, шепнул ей:
— Засунь обратно, дорогая.