— Хотя большого значения это не имело. Сиббер — хитрый тип. Он, должно быть, уже владеет целым состоянием, если судить по его склонности к азартным играм.
— Он богат? А с чего?
— Работает актером, пишет пьесы, раболепствует, пресмыкается...
У Элпью родилась идея в отношении Сиббера. Если у него есть свободные деньги, она займет у него и сразу же выкупит графиню.
— Как Сиббер ладил с миссис Лукас?
— Это зависело от того, что ему было надо. Я знаю, что одно время он ее преследовал.
— Преследовал?
— О, ты знаешь — пытался дотронуться до ее сисек, стоял слишком близко в кулисах, обычные приемчики. — Она вздохнула. — Когда тебе наплевать, что о тебе думают люди, ты можешь послать их куда подальше. Анне Лукас хотелось, чтобы ее все любили, поэтому она ничего не говорила, и, следовательно, положение ухудшалось. А потом она прибежала в гримерную вся в слезах, потому что он сорвал поцелуй. Если б она с самого начала просто дала ему по морде, так далеко это не зашло бы.
— А что вы можете сказать о муже Анны, мистере Лукасе?
— Вполне могу представить, что ему хотелось ее убить. Все эти бесконечные нежности кого угодно доведут до убийства.
На каминной полке пробили часы.
— Мы опоздаем. — Ребекка торопливо принялась собирать и бросать в кожаную сумку вещи. — Я хочу, чтобы ты поняла, Элпью, ты должна находиться со мной на сцене. Ты или кто-то, кому я могу доверять.
— Но почему на сцене? Там вас никто не сможет убить.
— Ха! А зрители! — засмеялась Ребекка. — Сцена всем вам кажется другим миром. — Наклонившись над столом, она заговорила серьезно: — От зрительного зала нас отделяет всего несколько футов. Если кто-то решит запрыгнуть на сцену и перерезать мне горло, ему ничто не помешает... А я окажусь совершенно к этому не готова, так как буду в образе.
— Значит, мне нужно все время следить за зрителями... — Перед Элпью забрезжил путь к спасению. — А если мне придется говорить слова, то вы должны понять, мистрис Монтегю, я не смогу этого сделать.
— Возможно, угроза будет исходить не от зрителей. А вдруг Лукас убил кто-то из актеров, и этот актер может пырнуть меня на сцене. А публика посчитает, что это часть спектакля. В пьесах постоянно кого-то режут, и иногда актеры несколько увлекаются своей ролью, они сами так говорят. Что, если кто-то заменит бутафорский кинжал настоящим? Такое легко может случиться.
— Сдается мне, — твердо сказала Элпью, — что я никогда не смогу запомнить слова, движения и жесты и в то же время сосредоточиться на вашей охране. Будет лучше, если я найду укромный уголок в театре, откуда смогу наблюдать за другими актерами и публикой в течение всего вашего выступления.
— Уходим, — Ребекка глянула на часы на камине, — или меня оштрафуют. — Она схватила Элпью за руку. — Ты выиграла. Будешь держать мой шлейф. Это достаточно просто. Роль без слов.
Она вышла из квартиры и начала спускаться по лестнице, Элпью, спотыкаясь, последовала за ней.
— Но... мистрис Монтегю, я не могу... я должна навестить миледи.
— Навестить? — Ребекка обернулась на ступеньках. — Что значит «навестить»?
Элпью прикусила губу.
— Сообщить ей, чем я занимаюсь.
Ребекка пристально на нее посмотрела.
— Мы опаздываем, а если опоздаем, нас оштрафуют.
И, схватив Элпью за руку, она потащила ее по Литтл-Харт-стрит.
Удовольствия от обеда графиня не получила: кусок черствого хлеба, в основном состоявшего из мела, как ей показалось, и что-то похожее на рагу. Совершенно непонятно, из чего приготовленное. С одинаковым успехом это могла быть и треска, и кролик. Она отодвинула тарелку. Внезапно даже стряпня Годфри показалась ей заманчивой.