– Как именно вы планируете действовать?
– Распространим через «свободные», то есть подконтрольные нам СМИ идею. И будем ждать, когда «бражка» забродит! Глядишь, найдётся кто-нибудь, кто последует его примеру.
– Это будет гениально!
– А если это не сработает?
– Сработает. Рано или поздно. Но мы можем временно придумать и иной повод для сбора.
– Например?
– Ну, хотя бы и по поводу образования Чехословакии. Там когда будет юбилейная дата? Пробейте по базе событий! Да всё равно, что!
В воздухе повисла долгая пауза. Тишина. Несколько человек, слишком серьезных для такого безмятежного окружения, сидели, молча лицезря это великолепие.
Терраса с видом на желтеющий лес. Речушка, звонко бегущая между покрытых золотом осенних листьев сказочных сопок, играющих великолепием света, теней и осенних раскрасок…
2.6 (88.10.02) А в это время в мире
Октябрь 1988 г.
1 октября 1988 года Михаил Горбачев избран Председателем Президиума Верховного Совета СССР15.
2 октября 1988 года основан «Народный фронт» Эстонии.16
Наступала эра «двойных стандартов» при разработке «демократических» принципов.
По материалам открытых интернет-источников.2.7 (88.10.10) Сила приказа
Начало октября 1988 г. Оремовлаз
Полигон.
Накануне 21 сентября 1988 года в нагорном Карабахе, СССР, введено чрезвычайное положение.
Очередной выход в поля. Рота грузилась в БТРы. Майер посмотрел на тяжёлые зелёные ящики с матбазой, почесал затылок…
– Рядовой Разорёнкин, рядовой Гусейнов, ко мне!
Гусейнов исполнил приказ, косясь на Разорёнкина.
– Ну, чё-ё-ё? – Разорёнкин вялой походкой подошёл к офицеру.
– Приказываю загрузить матбазу! – Тимофеев поднёс правую руку к козырьку.
– Якушев! Иди, грузи с Гусейновым! – Разорёнкин немедленно «делегировал» задачу.
– Товарищ солдат! Команда была дана вам лично!
Солдат зло выругался, сплюнул и пошагал прочь. Майер повторил свою команду, но эффект был тот же.
– Ты чё, Майер, он же дед, – Хашимов смотрел на Майера испытующе. – Не перебор?
– А где это записано, что деду позволено не выполнять команды и распоряжения своего командира? И вообще, ты чё, совет с прокуратуры забыл, что ли?
– Хм,.. – Хашимов хлопнул Майера по плечу, – ну-ну! Решил-таки ввести в роте, как в Карабахе, чрезвычайное положение? Прокурор-таки надоумил?! Ну-ну! А что, правильно! Дерзай! Глядишь, майором станешь! Фамилья такой…
Хашимов усмехнулся, повернулся в сторону удаляющегося бойца.
– Разорёнки-ин! – рявкнул он. – А ну, иди сюда, солдат! – теперь ему уже ничего не оставалось, как отстаивать «честь офицерского мундира»…
***
Преступление и наказание
Конец октября 1988 г. Полковая «Губа».Серые стены полковой гаупвахты. Зарешёченные окна. Часовой с автоматом «на ремень». Помощник начкара открыл засов двери в серую бетонную камеру и пропустил Майера внутрь.
На полу сидел жалкого вида солдат в перепачканной дембельской парадке, уже подготовленной для «дембеля». Увидев офицеров, он поднялся. На его измождённом лице был испуг и растерянность.
– Что, солдат, думал ничего у меня не выйдет?! Уже и в парадку облачился! Думал, что, совершив преступление, сможешь остаться без наказания?
– Товарищ лейтенант, мамой вас прошу. Простите меня. Я во всём раскаиваюсь. Я вёл себя ужасно. Но не отправляйте меня в дисбат. Я домой хочу, на дембель! Меня мама ждёт. Я один у неё. Никого больше нет. Она инвалид, мамочка моя. Ей некому помочь больше! Только на меня одного все её надежды! Прости-и-те, товарищ лейтенант! Прости-и-те меня! Ну, пожа-а-алуста! – канючил без передышки арестованный «губарь». Его вид был более чем жалок. На глазах – слёзы. Уголки губ опущены вниз. Весь он стал каким-то мелким и жалким.
– Эх, Разорёнкин, Разорёнкин! Где же твоя былая спесь? Ты же таким крутым был!
Разорёнкин стоял молча, потупив глаза.
– Не верю я тебе, Разорёнкин. Это ты щас так соловьём запел, как, наконец-то, понял, что ответить за всё придётся. Так что, хоть мне и жаль твою маму, но в дисбат тебе всё же, попасть придётся! Чтобы другим неповадно было! Потому что мне жаль и матерей других солдат, над которыми ты издевался и над которыми такие, как ты, ещё будут, видя такую безнаказанность, издеваться!
– Я перед всем полком скажу. Я им всем объясню всё. Я скажу, что был не прав! Я покаюсь. Честное слово, так покаюсь!..
– Хотелось бы тебе поверить, солдат, но не могу! Не внушаешь ты мне ни доверия, ни сочувствия после всего, что ты сделал. Ты как волк в шкуре ягнёнка. Всё, разговор окончен! Сейчас отвечать на мои вопросы будешь, – Майер достал из планшета лист и ручку…
***
Майер шёл по плацу. За спиной – мрачная атмосфера «губы». Трудно было поверить, что это и был тот самый борзый из солдат. Самый разнузданный и неуправляемый. Теперь это был грязный, жалкий чмырёныш, готовый целовать офицерские сапоги ради своего освобождения! Вот такие вот метаморфозы!
«Может и впрямь отпустить его ко всем чертям, пусть валит в свою Москву!?» – подумал Майер, входя в расположение роты.
– Дежурный по роте, на выход! – заорал, увидев офицера, дневальный.
– Товарищ лейтенант! Ну, как там, Разорёнкин? – прищурился дежурный по роте младший сержант Сабиров.
– Плачет ваш Разорёнкин, чтоб я его простил. К маме просится!
– Да ну, товарыщ лейтенант! Не нада нагаварыват! – скривился в гримасе тот.
– Я правду говорю!
– Э-э-э! Я нэ вэрю! Разорёнкин – это рэалный пацан! Борзый. Он нэ будэт плакат! Э-э-э-э! Обма-анываэте!
– А вот посмотрим! А вот сами ещё увидите!
***
По дороге от штаба вялой медленной медвежьей походкой двигался командир полка подполковник Гребенщиков со своей услужливой свитой, суетящейся вокруг «хозяина», подобно шавкам.
– Лейтенант! Ко мне! – рыкнул он в сторону Майера.
Майер, бодро отпечатав по мокрому асфальту строевой в сторону командира, приставил каблук сапога к каблуку одновременно с ладонью, несущей к виску, лихо описав внешнюю дугу, его лейтенантскую честь.
– Товарищ подполковник! Лейтенант Майер по Вашему приказанию прибыл!
– Лей-те-нант Майер! – рот подполковника скривился. – Вы что, думаете, вы самый умный?
– Никак нет, товарищ подполковник! – Майер прижал руки «по швам».
– Вы какого чёрта в прокуратуру пишете? А? Вы чё, через головы прыгаете, лейтенант?
Майер молчал.
– Чтоб сегодня же отозвали ваш рапорт! Вам ясно?!– он кивком головы вперёд словно отрыгнулся этой фразой в лицо лейтенанту.
– Никак нет, товарищ подполковник! Извините меня, но я не намерен забирать рапорт! Этот солдат преступник и он должен понести наказание! Чего бы это ни стоило!
– Чё-ё-ё!? Я не по-о-нял! Кто тут что-то в-я-кнул? Лейтена-а-нт! Ты чё, решил мне на полк залёт повесить?! Сгною! Порву-у как жабу-у!
Майер угрюмо молчал, упрямо рассматривая беснующееся багровое лицо полкача, перекошенный рот которого изрыгал «ЕБЦУ» в его адрес. В общем-то, его опустошённой сущности всё было как-то «фиолетово» и эта страшная гримаса командира полка, способная повергнуть в шок кого угодно, не внушала ему особого трепета.
Командира полка можно было понять. Ведь «прыгать через голову начальника» – непозволительное действие по всем человеческим канонам, не только армейским. За такое вздрючить положено по всей строгости! Ну, да уж тут так вот вышло!..
2.8 (88.10.24) Повинную голову меч не сечёт17!
Октябрь 1988 г. Ружомберок
Штаб полка.
Штаб. Кабинет секретаря парткома. Полунин похлопал Майера по плечу.
– Эх, Майер! Снова Майер!.. На вашем, лейтенант, месте стоит серьёзно задуматься. Я понимаю ваше упрямство, равно как мне понятна и правота вашей позиции. Командиров не жалко, так подумайте о матери этого солдата. Это больной человек, убитый горем! Вы потом сами не будете жалеть об этом? Ведь этот груз останется с вами навсегда! Подумайте, лейтенант, очень подумайте. Да и на полк повесите такой «залёт». Никому карьеры не видать, в том числе и вам её испортят, будьте уверены!