Вопросы о футбольных тайнах неожиданно прервались занимательной фразой:
– Дима тебя бароном называет. «Сегодня приедет барон, встречаемся у коня вечером». Уже не первый раз. Титул купил, что ли?
Отец друга оглянулся, ожидая ответа. Они подходили к супермаркету. Прежде чем скрыться в магазине, Вовка отдал ему сумку.
– Ну, колись, – продолжил вскоре нажим Степаныч, пока Вовчик складывал покупки.
– Титула, увы, нет. Это всё показуха. Друзья важнее. – сумка теперь заметно давила на плечо. – Уже много лет, приезжая в отпуск, я встречаюсь с Димкой и Владом… Слушай, дядь Паш! Неси свою бутылку домой и приходи к нам. До пяти ещё долго. Заодно и узнаешь про барона.
Степаныч потоптался, поглядывая по сторонам, провёл ладонью по блестящему на лысине солнцу, вздохнул и вдруг решился.
– А-а… Чего терять! Ходить туда-сюда… Я иду с тобой. Вот мой взнос, – он поднял полиэтиленовый пакет со своей бутылкой. – Соточку мне нальёте, про футбол поговорим…
– А тётя Нина? – с нотками сомнения спросил Вовка. – Она у вас строгая, ругаться будет.
Дядя Паша отмахнулся.
– Позвоню. Скажу, что с Димой, она и успокоится.
Пройдя не торопясь полчаса по пеклу, они вошли в парк.
Глава 3. Влипли!
Тысячи горожан, несмотря на рабочий день, устроили в этой обители зелёного блаженства броуновское движение. Тем же, кто хотел отдохнуть, скамеек в тени не хватало, и люди садились под деревьями прямо на газон.
– Вон свободная скамейка! Рядом с Шаляпиным.
Степаныч указал на памятник.
– Это Рахманинов, – возразил Вовка. – Метра три высотой. И скамейка, соответственно, тебе по грудь будет.
– Да? А я смотрю – в шляпе, думал, Шаляпин.
– Сам ты… – Вовка посмотрел на башню с циферблатом. – Так, три часа.
Он сел под дерево, прислонившись к стволу. Рядом пристроился Степаныч. Что-то хрустнуло у него в руках, запущенных в полиэтиленовый пакет.
– Ну, Павел Степанович! – укоризненно произнёс Вовчик, догадавшись, что произошло. – Всего два часа подождать!
– Таскать надоело. А здесь хорошо, прохладно. По соточке не помешает.
Димкин отец начал вытаскивать бутылку на божий свет, но молодой друг упредил его, схватив за руки.
– Тихо, тихо. Вокруг люди. Полиция, когда их не ждёшь… Держи так.
Он нашёл два пластмассовых стакана в сумке, взял пакет у Степаныча и ловко налил два по пятьдесят, не вынимая бутылки.
– Лимонад! – сказал, прислонив пакет с бутылкой к сумке, из которой вытащил небольшую упаковку с нарезанным сыром. Подмигнув, уточнил: – Типа – лимонад.
Степаныч понимающе кивнул.
– Ловкость рук… Ну, за встречу!
Выпив, дед недоумённо повертел головой:
– И чего это я вдруг? Ладно. На встрече не буду пить. Ну-ка, как это ты?
Схватив свой пакет, он спрятал там стакан, манипулируя предметами.
– Ну, Павел Степанович! – второй раз за короткое время пристыдил его Вовка и тут же увидел перед носом стакан «с горочкой».
– Не получилось, – пожал плечами Степаныч, наливая себе. Теперь ему было проще, знание основ арифметики подсказывало, что бутылку надо опустошать до дна.
Пожевав сыра, они отвалились на ствол могучей липы.
– Нехорошо получилось, – пробормотал Вовка, когда понял, что начинает засыпать.
– Так надо ещё по чуть-чуть, – очень убедительно откликнулся Степаныч. – Бодрость духа приходит после трёхсот.
– Точно знаешь? – усомнился немного потерявший себя в пространстве и ощущениях отпускник.
Дядя Паша хмыкнул:
– Мне ли не знать! Давай свою бутылку.
– Не, нам на встречу ещё.
Покурив на пару со Степанычем, побродив вокруг дерева, Вовчик почувствовал себя энергичнее. Появилась солидарность с дядей Пашей: чуть-чуть не хватает.
– Доставай мою! – скомандовал он.
Вовчик уже отпустил вожжи, наслаждаясь происходящим, а у Степаныча снова получились полные стаканы.
– Тьфу ты! Павел Степаныч, нам ещё на встречу идти!
– А что тут пить-то?
Махнув рукой, Вовка выпил, следуя примеру старшего товарища. Сказал:
– Давай, закусывай хорошенько. Колбаса, хлеб, всё нарезано, – с набитым едой ртом добавил: – Теперь придётся снова в магазин заходить. Вот кто виноват?
Степаныч рассмеялся.
– Да! И что делать?
Вовка с трудом поднялся, опираясь на ствол.
– Пошли.
Он схватил сумку и зашагал к фонтану. Бодрость, в самом деле, пришла. Степаныч еле поспевал, боясь за початую бутылку. Он поднимал на ходу пакет, щупал горлышко, проверяя, не мокро ли.
– Куда мы? – крикнул он вслед.
Вовчик не удостоил вниманием фонтан, а остановился лишь возле эстрады. Несколько взрослых с детьми стояли перед сценой.
В глубине сцены расположилась инструментальная группа. Подошедшая к гитаристу женщина держала за руку девочку лет шести. Молодая мама помогала себе свободной рукой, полагая, что мелькающие перед лицом мужчины пальцы лучше доведут до него смысл сказанного. Музыкант кивнул, вышел к краю сцены и объявил в микрофон:
– Сейчас девочка Маша, – он посмотрел на женщину, та утвердительно кивнула, – споёт песенку «Голубой вагон».
Зрители жидко захлопали.
– А чего мы тут стоим-то? – Степаныч заглянул в свой пакет. – Ни выпить, ни чего…
– Да… хотел в магазин… а тут знакомого увидел на сцене. Пели с ним в группе вместе. Ещё на заводе.
Девочка Маша, подбадриваемая зрителями, старательно пела любимую песенку.
Повесив свою сумку на Степаныча, Вовка направился к ступенькам на левом краю сцены, собираясь подняться наверх после девчушки. То, что музыканты, оставив инструменты, вышли в боковую дверь, его не смутило. Перекур, стало быть. Лишь клавишник, полистав блокнот, начал негромко наигрывать знакомую тему, обозначая небольшой перерыв.
Неожиданно на плечо музыканта легла чья-то рука, заставив обернуться.
– Вовчик! – привстал он. – Сто лет! Ты откуда?
Они ударили по рукам.
– Из Москвы. В отпуске.
– Вот это да! Сто лет!
Мужчина с горбинкой на носу и живыми чёрными глазами улыбался не знающему, что сказать, старому приятелю.
– А ты играть-то не разучился? Может, сбацаешь с нами что-нибудь?
– Так вот сто лет. Вспомнят ли руки?
– Попробуй. Сейчас ребята выйдут, потренькай пока на гитаре. Давай, не робей.
Вовчик взял гитару и сам удивился, насколько легко удаётся ладить с инструментом. Игорь, довольно покачивая головой, вставлял иногда россыпи нот с клавиш.
Появились музыканты, недоумённо поглядывая на незнакомца с гитарой. А тот уже и не думал останавливаться.
Игорь жестом подозвал приятелей и что-то недолго им объяснял. Барабанщик сел за установку, басист начал подыгрывать Вовчику, нехитрый набор аккордов своевременно расцвечивал сидящий за синтезатором Игорь.
– Уловил? – спросил Вовчик вставшего рядом прислушивающегося гитариста.
– Припев ещё раз, – попросил парень.
Вовчик сыграл снова. Отдавая гитару хозяину, добавил:
– Здесь немного необычное построение текста. Три куплета подряд, затем два припева.
Парень кивнул.
Музыкальное сопровождение, не прерываясь, вышло на начало песни. Вовчик уже стоял у микрофона, готовый открыть рот.
Степаныч прислонился к ограде. Неожиданно он поймал себя на мысли, что получает удовольствие от песни, от голоса Вовчика, поскольку всегда пребывал в твёрдой уверенности, что тому медведь на ухо наступил.
А под сводами величественных деревьев парка неслось:
Нежно, местами с надрывом, прозвучал припев:
Слово «мужчину» Вовчик лихо разбил надвое, прорычав второй слог, чем вызвал шквал аплодисментов и свист повеселевшей публики. Последней стало заметно больше. Люди начали подтягиваться к эстраде.
Зрители хлопали, не дожидаясь последних аккордов. Крики «ещё!» и «давай!» перекрывали звучание инструментов.
У Вовчика закружилась голова. Он пошатнулся. «От успеха, – подумал. – А Степаныч был прав, после трёхсот появилась лёгкость». Он снова почувствовал себя тем двадцатилетним пареньком, играющим в вокально-инструментальном ансамбле на заводской вечеринке.