Может, дело было в запахе, а может, в невидимом слое времени и пыли. Подтверждение нашлось, когда они вошли в гостиную: она не увидела ни одного предмета, произведенного на свет за последние десять лет.
– Я приготовлю кофе, – сказал Стиг и прошел в прилегающую к гостиной кухню.
Марта стала разглядывать расставленные на камине фотографии.
На одной из них были изображены молодожены. Схожесть Стига с ними, особенно с невестой, была поразительной.
На другой фотографии, очевидно сделанной несколько лет спустя, были эти же двое с двумя другими парами. У Марты моментально появилось ощущение, что пары связывали мужчины, а не женщины. Мужчины в чем-то были похожи. У трех друзей были одинаковые, почти постановочные позы, самоуверенные улыбки, самодовольный вид, как у трех альфа-самцов, непринужденно метящих свою территорию. Равноценные, подумала она.
Марта вышла на кухню. Стиг стоял к ней спиной, склонившись к холодильнику.
– Нашел кофе? – спросила она.
Он повернулся к ней, поспешно снял с дверцы холодильника желтую клейкую бумажку и убрал ее в карман брюк.
– Конечно, – сказал он, открывая шкафчик над раковиной.
Быстрыми уверенными движениями он насыпал кофе в фильтр, налил в кофеварку воды и включил ее. Снял с себя куртку и повесил ее на спинку одного из стульев. Не того, что стоял ближе к нему, а того, что стоял ближе к окну. Своего стула.
– Ты жил здесь, – сказала Марта.
Стиг кивнул.
– Ты очень похож на маму.
Он криво улыбнулся:
– И они так говорили.
– Говорили?
– Моих родителей больше нет в живых.
– Ты скучаешь по ним?
Она моментально прочитала на его лице, как совершенно обычный, почти будничный вопрос задел его, словно проник в отверстие, которое он забыл заделать. Стиг дважды моргнул, открыл и закрыл рот, как будто боль наступила так неожиданно и внезапно, что он потерял дар речи. Потом кивнул, повернулся к кофеварке и стал поправлять ее, как будто она стояла неровно.
– Твой отец на фотографиях выглядит очень солидно.
– Он таким и был.
– В хорошем смысле?
Он повернулся к ней:
– Да, в хорошем смысле. Он защищал нас.
Марта кивнула и подумала о своем отце, который вел себя совершенно иначе.
– А тебя надо было защищать?
– Да. – Он быстро улыбнулся. – Меня надо было защищать.
– О чем? Ты подумал о чем-то.
Он пожал плечами.
– О чем? – повторила Марта.
– Нет, я просто увидел, как ты остановилась у треснувшей лыжи для прыжков с трамплина.
– А что с ней?
Стиг с отсутствующим видом посмотрел на кофе, который только что начал литься в колбу.
– Каждую Пасху мы обычно ездили к дедушке в Лешаскуг. Там был трамплин, рекорд которого установил мой отец. Предыдущий рекорд принадлежал моему деду. Мне было пятнадцать, и всю зиму я тренировался прыгать с трамплина, чтобы побить рекорд. Но Пасха в том году была поздно, потеплело, и, когда мы приехали к дедушке, снега под трамплином почти не было, потому что туда попадали солнечные лучи, и из-под снега уже торчали сухие ветки и камни. Но я должен был попытаться.
Он бросил взгляд на Марту. Она ободряюще кивнула.
– Папа понял это, посмотрев на меня, и сказал, что не разрешает, что это слишком опасно. Поэтому я просто кивнул и подговорил соседского мальчишку быть моим свидетелем и замерщиком расстояния. Он помог мне набросать побольше снега на то место, куда я намеревался приземлиться, и я побежал наверх, надел лыжи, унаследованные папой от дедушки, и поехал. Лыжня была дьявольски скользкой. И я хорошо оттолкнулся. Даже слишком хорошо.