– Не знаю, – ответил Симон, отпирая дверь. – Поставишь кофе? Я сейчас вернусь.
Симон вышел на проезжую часть. Он видел эту машину при подъезде к дому, такой не было ни у кого на их улице. И на прилегающих улицах. В Осло лимузины принадлежат преимущественно посольствам, королевскому двору или министрам. Он знал еще только одного человека, разъезжавшего по Осло на машине с затемненными стеклами, удобным местом для ног и личным шофером. С шофером, который только что вышел из автомобиля и открыл для Симона заднюю дверцу.
Симон нагнулся, но остался стоять снаружи. У маленького человека, сидевшего в салоне, был острый нос и круглое розовощекое лицо того типа, что называют приятным. Синий блейзер с золотыми пуговицами, любимый наряд норвежских финансистов, судовладельцев и слащавых певцов в 80-е годы, всегда заставлял Симона задуматься, правда ли, что все норвежские мужчины в глубине души мечтают стать капитанами.
– Добрый вечер, комиссар Кефас, – сказал маленький человек высоким радостным голосом.
– Что ты делаешь на моей улице, Нестор? Здесь никто не будет покупать твое дерьмо.
– Ой-ой. Всегда включаешь яростного полицейского воина?
– Дай мне малейший повод арестовать тебя, и я это сделаю.
– Ну, если закон не запрещает помогать человеку, попавшему в затруднительное положение, то, думаю, это не понадобится. Не хочешь сесть в машину, чтобы мы могли поговорить спокойно и без помех, Кефас?
– Не вижу причин.
– Ты тоже плохо видишь?
Симон уставился на Нестора. Короткие ручки, маленькое толстое тельце. Но рукава блейзера коротки ровно настолько, чтобы открывать золотые запонки в виде инициалов SN. Хотя этот человек утверждал, что является украинцем, по сведениям из полицейского досье на Хуго Нестора, он родился и вырос в норвежском городе Флурё, происходил из семьи рыбаков, носил фамилию Хансен, которую позже сменил, и никогда надолго не выезжал за границу – исключением был только период прерванной учебы на экономическом факультете Университета города Люнд в Швеции. Откуда у него взялся странный акцент, неизвестно, но украинским он точно не был.
– Не знаю, поняла ли твоя молодая жена, Кефас, кто исполнял какие роли. Но она, наверное, слышала, что сам Аллен не играл? Этот еврей так противно болтает. Не то чтобы я имел что-то против отдельно взятых евреев, но я считаю слова Гитлера об их расе правильными. То же самое со славянами. Хотя я и восточный славянин, но понимаю, что он был прав, когда говорил, что славяне не в состоянии сами править собой. На уровне расы, надо заметить. А этот Аллен, он ведь еще и педофил?
В полицейском досье далее говорилось, что Хуго Нестор был самым главным оператором на городском рынке наркотиков и торговли людьми. Он никогда не был осужден, никогда не привлекался, никогда не подозревался. Он был слишком умным и осторожным, этот чертов угорь.
– Не знаю, Нестор. Зато я знаю, что ходят слухи, будто это твои люди ликвидировали тюремного священника. Он вам что, денег задолжал?
Нестор снисходительно улыбнулся:
– Разве распространение слухов не ниже твоего достоинства, Кефас? Ты всегда отличался от коллег определенным стилем. Если бы у тебя имелось больше, чем слухи, например надежный свидетель, который мог бы предстать перед судом и опознать преступников, ты бы уже давно кого-нибудь задержал. Верно?
Угорь.
– Так или иначе, у меня есть предложение для тебя и твоей жены, которое несет с собой быстрые деньги. И денег хватит на довольно дорогую глазную операцию, например.
Симон сглотнул и, отвечая, заметил, что голос его осип:
– Это Фредрик тебе рассказал?
– Твой бывший коллега из Экокрима? Позволь сказать так: до меня дошли слухи о твоих потребностях. Когда ты обращаешься к нему с подобным вопросом, значит, ты хочешь, чтобы он достиг таких ушей, как мои.