Расстались они недовольные друг другом. Она, даже не пришла его провожать. Первое время она часто писала письма. Потом все реже. За два месяца до его отпуска их переписка прекратилась.
При поступлении в училище Виктор споткнулся на том, на чем никогда бы не подумал. Его тормознули на зрении. У него всегда было 100 %. А здесь врач – седовласый мужчина профессорского вида, который после обычной проверки исследовал глаза с помощью какого-то хитрого приспособления, его забраковал. Когда Виктор пытался убедить «профессора» в своем идеальном зрении, тот спокойно ему разъяснил:
– Молодой человек, у Вас прекрасное зрение. Почти для любой профессии. Даже для летной – для штурмана или летчика гражданской авиации. Но только не для летчика – истребителя. У Вас астигматизм. Что это такое, чтобы не вдаваться в детали? Это когда пара глаз не имеет строго одинаковой фокусировки. В обычных условиях Вы этот недостаток не ощущаете. А вот в небе, да еще когда будете испытывать перегрузки, это может сказаться. Я сам когда-то летал и знаю – один летчик обнаруживает противника за две, за три тысячи метров, другой – только за тысячу. А третий прекрасно видит низколетящую цель сверху, но плохо ее видит на фоне облаков. Так проявляется астигматизм. Раньше этот дефект зрения не учитывали в нашей профессии. А ведь многие летчики были сбиты потому, что поздно обнаруживали противника. Истребитель должен иметь идеальное зрение.
Как смириться? Виктор лучше ничего не придумал, как обратиться к заместителю председателя приемной комиссии – замполиту училища. Тот принял его ласково, внимательно выслушал и посоветовал:
– Очень хочешь летать? Как отец – истребителем? В этом году не получится. У тебя в запасе – до призыва еще два года. Я тебе советую: поступай в авиационно-техническое училище. Год проучишься не зря – все-таки по авиационной специальности. А через год приезжай к нам снова. Может зрение наладится, а может нашего вредного доктора не будет – поступишь.
– А если из того училища не отпустят?
– Отпустят. Я специально напишу записку для замполита Харьковского училища – он мой друг, и все будет путем.
Замполиты действительно были друзья. А в Харьковском училище в тот год был недобор. Так Виктор вместо летного училища оказался в техническом. Друзей – замполитов запомнил надолго.
Народ в роте (рота – это курс) собрался, в основном, двух категорий. Условно их можно назвать сельскими и городскими. Первые, с общим развитием ниже среднего, действительно по большей части приехали из сельской местности. Вторые – городские. Те, которые по разным причинам не могли претендовать на поступление в институт. Была еще одна, особая категория – это те, которые уже год прослужили. Из них комплектовался штат младших командиров. В основном, по своему развитию они соответствовали первой категории. Однако свои недостатки они успешно компенсировали нахрапистостью и знанием подлых сторон армейских взаимоотношений. По всем признакам, Виктор выпадал из стандартных категорий, хотя и формально, и, по сути, примыкал ко второй. Из Николаева оказались несколько человек – они держались вместе.
До сдачи экзаменов все варились в одном котле – в палаточном городке все были равны. После зачисления были назначены командиры, которые сразу повели себя соответствующим образом.
Особо выделялся Федя Савчук – хохол (хохол – это не национальность, а стиль поведения), который в чине младшего сержанта был назначен помощником командира взвода. Командиром взвода был старший лейтенант Цветиков, который с подачи Мишки Константинова (николаевца) получил кличку свекровь. За то, что был неугомонным, совал свой нос во все щели и беспрерывно делал замечания. После своего назначения Савчук, построив взвод – 48 душ (два классных отделения), объявил, что теперь он – командир и к нему следует обращаться на Вы: «Товарышу сэржант, и шоб Хвэдею нэ звалы», – у него был совершенно жуткий акцент – «суржик» (не украинский, а именно «хохляцкий» – чудовищная смесь русского и украинского). Как и большинство «настоящих» хохлов, был он туповат, нагловат и ум его не распространялся дальше простой мужицкой хитрости.
С самого начала Виктор бравировал независимым поведением. В глубине души рассматривал училище второсортным – ведь он сам готовился в летчики! По вечерам вместо обязательной самоподготовки уходил в библиотеку. Здесь он нашел литературу, которая его больше интересовала, чем та, которая шла по программе. Книги по практической аэродинамике реактивных самолетов, воспоминания боевых летчиков. Нашлась «Инструкция по летной эксплуатации МиГ-15бис» и прочие.
В лице Виктора все ощущали лидера. К нему тянулись наиболее развитые ребята. Во взводе сложился коллектив, ядром которого были ребята из Николаева: сам Виктор, Юрка Ячнев, Женька Зяблев. Женька тоже был боксером, и они с Виктором были знакомы еще до училища. В компанию также вошли: Юрка Огуренков – из Киева, Генка Звягун – из Одессы, Сашка Бородин из Белгород – Днестровского (под Одессой). К ним примкнул Олег Ивченко – из местных. Дружба складывалась по большей части на основе совместных занятий спортом. Кроме бокса занимались штангой, вольной борьбой.
Юрка Ячнев был скромным и очень застенчивым. Его легко можно было обидеть. Когда на него наезжали командиры, он терялся – моргал глазами и не знал, что ответить. Погиб он нелепо, года через два после выпуска. Будучи в отпуске в родном Николаеве, провожал девушку. У девушки оказался то ли муж, то ли жених – полусумасшедший, который разрядил в Юрку охотничье ружье.
Сашку Бородина мы звали композитором не только за фамилию. Он был очень музыкальным: профессионально пел баритоном, играл на аккордеоне. Какой черт занес его в это училище?
Юрка Огуренков был из обеспеченной семьи, слегка избалован. Когда в 6 утра дежурный жутким голосом орал: «Подъем!», положено было за 40 секунд одеться и стать в строй. Зато время, в течение которого передовики заканчивали одеваться, Юрка был способен лишь перейти из лежачего положения в сидячее. Половину отведенного срока он приходил в себя, постигая – где он и что происходит вокруг. Его глаза в это время отражали вселенскую тоску и ужас перед началом наступавшего дня. К строю он «подгребал» самым последним, при этом всем своим видом демонстрировал полное презрение к происходящему ритуалу. Оглядывался по сторонам, как бы говоря: «Какие же вы все – идиоты!». Виктор, глядя на него, думал: «Если он окончит училище, то вряд ли после выпуска сможет служить в армии».
Олег был местным и выделялся пижонством. Форму подбирал тщательно, подгонял – что-то подрезал, что-то ушивал. Носил на голове «кок», намазывал его бриолином. Иногда в увольнении вся компания вваливалась к нему «в гости», его мать угощала будущих офицеров отличным самогоном. Компания, попадая в увольнение, вела себя не так, как большинство. Ребята могли выпить, но не пьянствовали. Не посещали танцы. Ходили плавать на пруд, иногда играли с местными в баскетбол. Часто просто гуляли по городу. Заходили в магазин, покупали пару батонов хлеба и по бутылке молока. В училище кормежка была хорошая, но молока не давали.
Олег из нашей компании слегка выпадал. Он не столь рьяно увлекался спортом, любил выпить. Однажды из увольнения пришел, выпив изрядно лишнего. Когда роту построили на вечернюю поверку, ему стало нестерпимо тошно. Тут он проявил незаурядную военную смекалку: чтобы себя не выдать, он быстро снял сапог и использовал его в прикладных целях. В строю стоял во втором ряду, никто и не заметил, кроме рядом стоящих.