Тут Альтиста резко закрыл рот, так, что зубы друг о друга стукнули. А всё потому, что буквально наткнулся на холодный… да что там холодный – ледяной взгляд Хейнтайлля. Хейнтайлль удовлетворительно кивнул и отвёл взгляд. Альтиста тут же закончил фразу:
– Полезно и для чего другого.
Хейнтайлль то ли застонал, то ли просто заскрипел зубами. Эдаттсани, до того молчавший, искривил свою улыбку ещё больше и спросил:
– Может, всё-таки, чуть-чуть по особо чувствительным местам. Или не чуть-чуть? Для профилактики. Раз уж он так хорошо воплощается? – тут Эдаттсани плотоядно ухмыльнулся и пристально посмотрел на Альтисту. Уж на что тот был пофигистично настроен, но и то неосознанно вздрогнул. Он видел, как Эдаттсани ведёт допрос, и видел, как он наказывает. Два раза видел. Ему хватило. Но тут же Альтиста вновь постарался принять свой обычный спокойный вид. И совершенно успокоился, когда услышал ответ Хейнтайлля.
– Успокойся, Эдаттс. Может, потом.
– Ты это уже пятый раз говоришь, – проворчал Эдаттсани, – а если бы ещё давно…
– Может, у нас и не было бы таких проблем сейчас, – поддержала женщина, – Ты прав, конечно, но…
Что «но» – она и сама не могла бы объяснить. Но… всё действительно так и было. Альтисте многое спускалось с рук.
– Но почему именно тогда ты выбрал такой вид? – в голосе Хейнтайлля появились даже умоляющие нотки. – Почему именно сегодня. Ведь ты знал, кто у нас в гостях!
– Она пришла позже, чем я воплотился.
– Ты мог бы развоплотиться! – сказала женщина строго.
– Но это… было бы неправильно, – пробормотал Альтиста.
– Почему? Или скажешь, что ты не можешь сбросить оковы маски?
Альтиста фыркнул. Сбросить оковы маски, выйти из роли – Альтиста ненавидел эти пафосные фразы. По сути они означали только одно: когда кто-то из них воплощался в тяжёлое физическое тело, то он словно разделялся психически на две части. Одна из частей воспринимала психику того существа, которому надо соответствовать по воплощению. Согласно возрасту или полу. Эта часть была на виду. Её использовали для жизни и общения с окружающим. Вторая часть оставалась всегда в тени сознания. Она воплощала в себе истинную сущность и память о том, кем является воплощённое существо. Память о ней всегда была с первой частью сознания. И при необходимости, угрозе или невозможности дальше действовать с помощью психических характеристик первой части, существо вновь могло стать цельным и независимым от воплощённого тела. Правда, многие из них не шли на такие сложности, а попросту оставляли при воплощении разум целым. Ну, практически. Всё равно выбранные пол и возраст чуть влияли на сознание. А некоторые не меняли воплощенные тела десятилетиями. Альтиста был иного мнения. Он любил менять тела и маски. И считал, что во всех должен действовать как артист, чьё высшее искусство – всегда играть, находясь в роли. Но только как это объяснить остальным… вон как они на него смотрят! Так и съедят. И Альтиста выбросил свой козырь.
– И вообще, почему она начала путешествовать по замку? К тому же – была напугана. И хотела сбежать.
– Ты не говорил этого, – заметил Хейнтайлль.
– Ну да, она была напугана. Тогда, со стороны пяти физических лет, я не заметил этого. А если и заметил… в общем, не обратил внимания. Но теперь вспоминаю.
– Это интересно, – сказал Хейнтайлль. – Но что могло с ней случиться? Она была совершенно спокойна, когда мы ужинали. Мне даже показалось…
– Что она влюбилась в тебя, да? Так это тебе всегда кажется, – съехидничал Альтиста.
– Вообще-то, это «кажется» всегда оказывается правдой, – вновь заворчал Эдаттсани.
– Ты что, завидуешь? В самом деле? – спросил Альтиста.
– Хватит! – женщина прекратила едва начавшуюся ссору. Она закатила глаза.
– Ладно, – сказал ничуть не смутившийся Хейнтайлль, – я посмотрю, что там не так в башнях для гостей.
– Ты думаешь, там кто-то есть? Кто? И почему мы не почувствовали? – спросил Эдаттсани.
– Ничего нельзя исключать, – пожал плечами Хейнтайлль. – И не стоит считать себя слишком уж… – он развёл руками.
– Суперскими? – ввернул подцепленное недавно от людей словечко Альтиста.
Хейнтайлль вздохнул. Он хотел было прочитать Альтисте уже досконально известную тому речь о чистоте слов, но удержался. Какой толк?
– Я сегодня же займусь этим, – Хейнтайлль нехотя встал.
– А что с Джокером? – спросила женщина.
– Попытаемся найти её. Всё же она должна будет выйти в контролируемые территории города.
– И всё же, нужно найти их базу. Мы так долго говорим, что Сопротивление полные идиоты… и никак не можем не то, что поймать, а даже найти хоть одну базу этих идиотов. Странно, правда? – весело спросил Альтиста.
– И всё же, может, стоит… почувствительнее, – пробормотал Эдаттсани. И его ухмылка вновь стала плотоядной. Альтиста не стал дожидаться, что ответят остальные, и тихо-тихо, как-то боком вышел из комнаты.
– Можешь бежать, – вслед ему полетел уж совсем насмешливый голос Эдаттсани, – а я всё же на ближайшем совете буду настаивать на твоём наказании. Пока ещё что-то не произошло по твоей вине. Артист хренов!
– Эдаттсани! – строго сказала женщина.
– И не просите меня больше! Я считаю, что это необходимо! – заявил Эдаттсани.
– Возможно, он прав, – вздохнул Хейнтайлль, – хотя мне тоже не очень нравится эта идея.
– Предатели! – Альтиста, который никуда не ушёл, а подслушивал за дверью, не поленился опять войти в комнату и разыграть чувство оскорблённого достоинства.
– Да, да. И ты больше с нами не играешь, – фыркнул Хейнтайлль.
Альтиста обернулся и вышел из комнаты. Настроение у него резко стало вовсе не радужным. Слишком хорошо он знал Эдаттсани. И остальных членов совета. Но неужели Хейнтайлль тоже будет голосовать за идею Эдаттсани? Что же, гении никогда не признаются, но подвергаются гонениям. Эта мысль, подцепленная Альтистой от людей, на этот раз почему-то не успокоила его. Оставалось только надеяться, что к совету Эдаттсани немного охладеет от гнева. С ним это часто бывает. Если сразу не убил, то, возможно, поразмыслив, убивать не станет. В отличие от того же Хейнтайлля, которого совершенно невозможно сбить с толку или умолить, если он принял решение. Альтиста всё время подкалывал его фразой, которую услышал в одной из человеческих песен: «Если я чего решил – выпью обязательно».
Проснувшись, Старрайзе удивилась темноте в помещении. И только через некоторое время она поняла, что темноту создают наглухо закрытые шторы. Девушка соскочила с постели и подбежала к окну. Резким движением раздвинула шторы, вторым, не менее резким движением, открыла окно, впустив свежий воздух. Неизвестно почему, но Старрайзе ждала, что база Сопротивления находится где-то под землёй, где никто даже предположить не может её местонахождение. Но база находилась где-то в природе, на холме, где с одной стороны был лес, а с другой – поля. Где-то вдалеке виднелась лента реки. Воздух был чистым и свежим. Вообще-то Старрайзе никогда не испытывала особого пиетета по отношению к природе. Никогда не любила отдыхать дикарём, да и пейзажи природы её как-то не особо вдохновляли. Разве что горы… иногда. Но сейчас она по полной программе оценила свежий воздух и вид из окна на верхнем этаже. Старрайзе вдохнула воздух, который принёс запахи неизвестных цветов. В этот самый момент дверь отворилась, и Старрайзе, вспомнив о том, что на ней нет даже ночной рубашки, со всей скоростью метнулась на кровать и нырнула под одеяло.
– Ты уже встала? – вопрос был задан девичьим голосом. И таким нежным, что Старрайзе стало стыдно обманывать его обладательницу, и она высунулась из-под одеяла. Как она и ожидала, говорила девушка, совсем молоденькая.
– Я принесла вам одежду. Циатра ждёт вас за обедом.
Девушка подошла к двери, но на пороге остановилась.