– Это уже с твоей стороны… Вообще-то ты никогда со мной не церемонился.
Он поднялся из кресла. Отводил взгляд, разглядывая комнату, и старался отогнать от себя мысль, что Ирина была сегодня очень хороша.
– Ну и иди! – Она отвернулась.
Шел домой и навязывал самому себе мысль о том, что все когда-то проходит, и что Ирина должна была уйти и, наверное, он давно это ждал. Но вспоминалась ее квартира, звон трамваев и все то, о чем было лучше не думать сейчас, когда в его жизни ее уже не было.
В субботу утром его разбудил ранний звонок. Поднял трубку и услышал Иринин голос:
– Хочу с тобой поговорить.
– Чего вдруг? – спросил он.
– Я обо всем этом подумала. Меня, честно говоря, возмущает твое свинство.
– Это в каком смысле? В общефилософском?
– В прямом.
– А как твой брат?
– Чего ему сделается! Жеребца вчера себе купил.
– Почему не кобылу?
– Куда все – туда и он. Будут кобыл покупать – и он со всеми.
– Чего ты сегодня такая задерганная?
– А какой мне быть? Я все-таки не думала, что ты ко мне так потребительски относишься. – Она помолчала и сказала: – А что? Не правильно разве?
– Считай, как хочешь, – раздраженно ответил он.
– Я хочу знать! – почти выкрикнула Ирина! – Я хочу знать, права я или нет?
– А что тебя так задело?
– Ты издеваешься, что ли? Просто я никогда не думала, что окажусь для тебя пустым местом.
– У тебя с работой все нормально? – спросил он.
– У меня вообще все нормально, – ответила она почти спокойно. – Только, кажется, дурнею.
– Это ты кокетничаешь.
– Если бы… Но интересно, кого ты себе в конце концов нашел. Какую-нибудь молохольную. В очках и со скрипкой.
– Ты сегодня не в форме.
– Зубы мне заговариваешь. Но я это тебе все равно запомню.
– Что именно?
– Хамство твое.
– Странные у тебя, Ирина Павловна, сегодня фантазии.
– Что, хочешь сказать, что все это – окончательно? Да? Ну и… с тобой!
– Давай на этой высокой ноте…
– Я к тебе сейчас приеду!
– С какой стати? – резко ответил он.
– А! Ты не один! Тем лучше!
Он помолчал и бросил трубку.
Борька быстро вошел в комнату, сел на стул и, не здороваясь, спросил:
– Слышал? У нас тут тоже начинается.
– А кто у них за главного? Веселов?
– Разумеется, – ответил Борька, перебирая карандаши в стаканчике. – Сейчас их депутация была у Ляшко. Требуют собрания. Он им сказал, что на собрание не пойдет и пусть решают без него. Ты в их команде участвуешь?
– С какой стати? – изумился Олег.
– Я так и подумал, что они врут.
– А что? Говорили?
– Разумеется. Пойдешь на собрание?
– Надо идти. Не одни же идиоты соберутся.
– Скажи мне, ты Веселова нашим начальником представляешь?
– В страшном сне.
– Тогда я пошел.
Собрание началось в конце следующего дня. Нежданно-негаданно появился чиновник из министерства, – всем улыбался и кивал головой, приветливо поблескивая лысиной.
Веселов был серьезен и деловит. Заявил, что собрались сегодня по инициативе коллектива, дабы разобраться в ситуации, и проговорил часа полтора. Показывал любопытствующим собственноручно составленное штатное расписание, уверял, что зарплату можно поднять раза в два и осторожно намекал на участие в зарубежных проектах. Ему долго аплодировали человек двадцать.
На сцену поднялся Борька. Чиновник из министерства попытался его остановить:
– Простите, но у нас тут список выступающих.
– Я как раз там и записан, – ответил Борька. – Вы посмотрите получше. Итак, господа и товарищи! О чем сегодня идет речь? А речь идет о том, что сейчас у нашего коллектива есть отличный шанс воздержаться от участия в общероссийской смуте. Я боюсь, что многие из вас, выразив желание стать коммерсантами, не совсем осознают, что рискуют оказаться не просто в чужой шкуре. Они рискуют оказаться в шкуре неубитого медведя. Особо зарвавшихся на этом поприще следует призвать одуматься и поумнеть.
Дамы из бухгалтерии почему-то приняли это на свой счет и зашумели.
– Бухгалтерия – это нет! – провозгласил Борька, без тени смущения. – Бухгалтерия – это святое! Нужная часть любого организма. Вот так! Но посмотрим, что получается. Все, у кого есть изобретения, и кто тащит темы, желают работать с Морозовским институтом и остаться с государством. Все, у кого ни изобретений, ни тем нет, желают на вольные хлеба.
– Это не аргумент! – выкрикнул Веселов.
– А я сейчас покажу вам, господа и товарищи, что как раз в этом-то и аргумент, – говорил Борька. – Мы, здесь присутствующие, знаем, за некоторым исключением, что такое теория устойчивости, и знаем, как система из устойчивости выходит. Все это мы в стране в последние годы видим. Находятся центры нестабильности, канализируется недовольство, потом вбрасывается информация, вроде нового штатного расписания. Все у нас то же самое, только в меньших масштабах. А если в системе показатели устойчивости начинают меняться, то она в конце концов диссипатирует. А предыдущий оратор был оптимистичен, как автомобиль без тормозов. И совершенно напрасно.
Дама из бухгалтерии подняла руку:
– У меня вопрос, который еще не задействован в ваших ответах. Мы – коллектив женский, мы понимаем, что без мужских рук не обойтись. Но почему бы институту не зарабатывать деньги на платных консультациях?
– … Только на консультациях таким же женским коллективам, – ответил Борька. – Так что? Будем голосовать? Кто – за? Кто – против? Кому – наплевать?
Борька вошел в лабораторию, огляделся, нет ли посторонних, и почти выкрикнул:
– Сам, понимаешь, удивлен до невозможности! Ты знаешь, всегда был не прочь поучаствовать в разных беспорядках. Зачинщиком, случалось, выступать. А тут – раз, и подавил. Не знаю, как получилось!
– Хочешь, чтобы тебя похвалили, – ответил Олег.
– В общем-то, да! Почему – нет? Но ведь олух Андрюша Веселов – это не Емельян Иваныч!
Веселов распахнул дверь, не постучавшись, и последнюю фразу должен был слышать. Сунул руки в карманы и прошел к окну:
– А чего Ляшко не появился? Боится, что ли?
– Зачем он тебе понадобился? – спросил Олег.
– Нас не хватило? – съерничал Борька.
– Послушал бы он, какие мнения на его счет есть. – Веселов отодвинул занавеску и выглянул во двор. Вы ему расскажете?
Олег ждал, что Борька сейчас вспылит, но не угадал. Тот выждал паузу и спокойно проговорил:
– Не о чем, собственно, рассказывать. Ну, собрались, помололи воду в ступе. О деле – и слова не прозвучало. Так, хор недовольных.
– Ты сегодня хватил с теорией устойчивости. – Веселов продолжал смотреть в окно. – А я надеялся, что Ляшко придет. Хоть поговорили бы, что с институтом надо делать.
– Для того чтобы такие разговоры вести, в делах надо разбираться. – Борька сел за стол и сложил перед собой руки.
Веселов отвернулся от окна и прошелся по комнате:
– Будто только вы в них чего-то понимаете. Еще надо видеть, что кругом делается.
– Я по простоте душевной всегда думал, что революции романтики устраивают. Не, они только хворост и боеприпасы подносят. А устраивают – несостоявшиеся. – Борька говорил все это Олегу.
– Такими заявлениями ты просто свои комплексы засвечиваешь, – ответил Веселов. – А все очень просто – людям хочется нормальной, свободной жизни.
– Послушай, Андрюша! – с расстановкой говорил Борька. – Я не первый год тебя знаю. И ты мне, пожалуйста, не рассказывай, что тебе какая-то свобода вдруг понадобилась. И всем вашим нынешним вождям, то бишь бывшим цековским функционерам она – до лампочки. Вы потреблять рветесь – это другое дело. В конце концов, каждый занимается тем, что у него лучше получается. Только не врите про свободу. Вы в ней ни… не понимаете.
Веселов ухмыльнулся, помолчал и сказал:
– Опять ты на меня собственными комплексами давишь. Ну, не психоаналитик я для тебя! А все мы – просто теми временами недовольны, и новых хотим.
– А в старые вы чем занимались?
– Хренью всякой!
– Вот и я про это! – сказал Борька. – Вы свою бездарность на времена списываете.
– Ой, можно подумать! Лауреат нашелся! – вскрикнул Веселов.
– Не лауреат, но все же! – Борька был чем-то доволен. – Не, все-таки я правильно в это дело ввязался. А то представляешь, Андрюша, ты стал бы тут заправлять! Так хоть что-то останется до лучших времен.